История эта необычна с церковно-канонической точки зрения, но вполне понятна и даже неизбежна с моральной и политической. 6 сентября президент Латвии Эгилс Левитс внес в парламент поправки к закону о Латвийской православной церкви, являющемуся довольно спорным и рассматривавшемуся в Европейском суде. Дело в том, что Латвия, следуя традиции своей межвоенной государственности (1918-1940), приняла не общий закон о свободе совести, а несколько «конфессиональных» законов. Они закрепляли в каждом случае за одной конкретной религиозной организацией право использовать целый конфессиональный бренд: например, в стране может быть только одна православная церковь, одна старообрядческая, одна лютеранская и т.п. В свое время Московская патриархия рукоплескала такой форме гарантирования церковной монополии, которая немыслима в других странах постсоветского пространства (даже в РФ зарегистрировано около десятка православных деноминаций). Но в условиях глобального геополитического сдвига, который произошел после 24 февраля, то, что раньше казалось привилегией, стало уязвимостью.
Митрополит Рижский и всея Латвии, предстоятель Латвийской православной церкви Александр (Кудряшов). Фото: Рижский кафедральный собор Рождества Христова
Если Православная церковь Украины, пусть и при поддержке государственной власти, но своими силами добивалась признания автокефалии, то позиция Латвийской православной церкви, находящейся в составе Московского патриархата (ЛПЦ МП), выглядит абсолютно пассивной. Ее предстоятель, 82-летний митрополит Александр (Кудряшов), архиерей «старой формации», рукоположенный еще во времена СССР. В эпоху независимой Латвии его усилия были направлены на то, чтобы не допустить возрождения в стране «альтернативных» православных групп, декларировавших стремление восстановить церковный статус-кво, существовавший до Второй мировой войны, когда Латвийская церковь, возглавляемая св. Иоанном (Поммерсом), входила на правах автономии в Константинопольский патриархат. Например, возникшая в середине 1990-х Латвийская православная автономная церковь (ЛПАЦ), возглавлявшаяся «беглым» клириком РПЦ архиепископом Виктором (Контузоровым), провозгласила свое возвращение в Константинопольский патриархат. Но в течение многих лет латвийское государство отказывает ей в регистрации.
Несмотря на номинальную лояльность Москве, ЛПЦ МП всегда находила общий язык с властями Латвии. Когда в 2019 году сейм внес поправки в «конфессиональные» законы, вводящие «ценз оседлости» для лиц, назначаемых на архиерейские кафедры, митрополит Александр был просто счастлив. Эта новация положила конец интриге, которую затеяли тогда в управлении делами Московской патриархии, по смене престарелого и весьма скомпрометированного митрополита Александра на молодого ставленника из Москвы.
В результате этот ставленник не вписался в «ценз», а латвийское правительство еще и не согласовало визит патриарха Кирилла в Латвию.
Нынешний законопроект, с одной стороны, выглядит как вмешательство во внутрицерковные дела. Но, с другой стороны, ситуация в современном православном мире настолько нестандартна и беспрецедентна, что Московская патриархия, оправдывающая явное и массовое нарушение заповедей Божиих на территории Украины, выглядит слишком токсичной даже для самых лояльных ей в прошлом частей. Так, Украинская церковь Московского патриархата (УПЦ МП), главным аргументом которой в полемике с «раскольниками» была именно каноническая связь с московским центром, на соборе в киевском монастыре Феофания 27 мая полностью разорвала связи с Москвой, указав в качестве основной причины как раз явное попрание патриархией заповедей Божиих и отказ от самых основ христианства. В течение марта структуры Московской патриархии в странах Балтии так или иначе осудили позицию патриархии в отношении происходящего в Украине.
Поэтому новый латвийский законопроект находится в полной гармонии с интересами руководства и основной части клира ЛПЦ МП. Но если путь обретения канонической незавимости очень сложен и продолжителен во времени, и престарелый митрополит вряд ли найдет в себе силы начать этот процесс, то принятие государственного закона снимет ответственность с церковной администрации. Назвать такую инициативу беспрецедентной также невозможно. Например, в Украине с 2018 года действует «мягкий» закон, обязывающий религиозные организации, которые имеют канонический центр на территории государства, признанного Верховной Радой агрессором, указывать название этого центра в своих официальных названиях. Ясно, что этот закон был направлен на УПЦ МП, которая, благодаря трагическим событиям нынешнего года, сама отреклась от Московского патриархата. Более интересный прецедент имел место в той же Украине сто лет назад, когда Директория Симона Петлюры приняла 1 января 1919 года закон «Об Украинской православной автокефальной церкви» (УАПЦ). Исполнить его не удалось, потому что в тот исторический период власть в Киеве менялась слишком часто, чтобы что-либо вообще успеть. Но история украинской автокефалии берет свой отсчет именно с этого дня — процесс, запущенный законом, увенчался в октябре 1921 г. созданием УАПЦ первой формации, епископы которых были рукоположены «в революционном порыве» простыми священниками и всем народом, собравшимися на Собор в Софии Киевской.
Представляя новый латвийский законопроект, президент Эгилс Левитс подчеркнул, что проблему церковной юрисдикции вынуждено решать государство, поскольку после 24 февраля присутствие Московской патриархии в свободном мире становится «существенным вопросом для всего общества и национальной безопасности». Президент добавил, что закон призван восстановить исторический статус Латвийской церкви, то есть вернуть ее под омофор Константинопольского (Вселенского) патриарха.
Поскольку все фракции сейма предварительно поддержали законопроект, он несомненно вступит в силу в самое ближайшее время.
Возможно, Московская патриархия или МИД РФ выступят с протестом, но в современном мире это уже не имеет никакого значения.
Карточка митрополита Александра, найденная в архивах латвийского подразделения КГБ
Главная проблема ЛПЦ МП — это личность митрополита Александра. В 2018 году в архивах латвийского подразделения КГБ была найдена учетная карточка митрополита, согласно которой он был завербован в 1982 г. с агентурным псевдонимом «Читатель». Это вызвало шквал возмущения в латвийских СМИ и гражданском обществе. Согласно латвийским законам, разоблаченный агент советских спецслужб подлежит люстрации, однако Александр не занимает какой-либо государственной или муниципальной должности, поэтому — пусть и со слегла виноватым видом — продолжает сохранять свой высокий пост. Кроме того, частная жизнь Александра — в прошлой жизни бармена рижского ресторана «Таллин» — нередко попадала в фокус внимания как латвийских СМИ, так и главного борца с «голубым лобби» в РПЦ протодиакона Андрея Кураева. Его авторитет среди духовенства и паствы крайне невысок, поэтому поддержка всех церковных инициатив государства, помимо прочего, становится для митрополита персональным «гарантийным талоном», позволяющим ему, несмотря ни на что, и дальше продолжать управлять патриотической церковью, разделяющей европейские ценности.
