«Мы молимся, чтобы российские военные как зашли в город, так и вышли»

«Высматривают, что бы еще украсть»

Виктория, 43 года. Голая Пристань

— У нас всё нормально, если можно так сказать. Эвакуация от нашего города пошла дальше по берегу. На российские номера телефонов постоянно приходят сообщения о необходимости эвакуироваться, но мы их благополучно игнорируем, а агрессивно нас пока не гонят из своих домов. Коллаборанты по хатам тоже больше не ходят с агитацией, они все в Скадовск и Геническ умотали: там сейчас сконцентрирован весь повышенный градус русского патриотизма. Всё закрыто: школы, детские сады, администрация, больница, аптеки, магазины и рынок. Работали только пекарни. Но, как я и предполагала, народ подождал пару дней и стал потихоньку свои торговые точки открывать, торговля оживает. На дороге люди с машин торгуют овощами. Людям нужны лекарства и еда.

Между военными и новоявленным гражданским руководством слаженности вообще никакой нет. 

О распоряжении «властей» даже не слышали. Они даже счета своих телефонов не могли пополнить, потому что в Голой Пристани эта опция уже не работает, надо ехать в Скадовск. Иногда я смотрю на военных и вижу, что они сами в растерянности, не понимают, что происходит.

В городе участились случаи грабежей. Российские военные грабят всё, что видят. Вывезли оргтехнику и мебель из административных зданий. В ДЮСШ (детско-юношеская спортивная школа) тоже украли, что смогли, остальное поломали. В общем, носятся по городу в нарушение всех правил ПДД и высматривают, видимо, что бы еще украсть, так что мы стараемся держаться от оккупантов как можно дальше.

«Надеюсь, ВСУ не разбомбит наши дома»

Павел, 76 лет. Голая Пристань

— Почему я такой грустный? А чему радоваться? Херсонцы пусть пока веселятся, но смеется тот, кто смеется последним, так что еще посмотрим. Телевизор не работает уже несколько дней, радио тоже. Вот кое-как украинский интернет стал пробиваться, так я через VPN хоть новости нормальные смотрю, «60 минут» те же.

Стремоусова за что убили? СБУ наверняка организовали. Молодой человек, талантливый журналист. Сколько он добра людям сделал! Благодаря тому, что он несколько лет назад устроил стрельбу по охранникам у въезда в прибрежную зону в Геническе, там потом плату за въезд отменили. А детей у него сколько! Как можно было многодетного отца убить? Нелюди.

У меня от этого ВСУ теперь одни проблемы, администрация из Голой Пристани уехала, за деньгами теперь нужно как-то в Скадовск ездить, а это 60 километров. Еще попробуй способ доехать туда найти. Украина мне пенсию платит, но картой я нигде заплатить не могу. Так что буду искать способ за российской пенсией съездить.

Уезжать никуда я не стану, стар уже, и здоровье не то. Надеюсь, ВСУ не разбомбит наши дома.

«Умирать не хочется»

Сергей, 35 лет. Голая Пристань

— Мы всей семьей живы, слава Богу! Чего ждать от завтрашнего дня, даже представлять страшно. За херсонцев очень рады, только война еще не закончилась. В нашем городе русские окопались так, что, похоже, будут обстреливать Херсон. Весь берег изрыли, не только в Голой Пристани, но и дальше — в селах. И это плохая новость для нас: наши дома попадают в зону их линии обороны, могут быть артиллерийские дуэли между берегами.

С доченькой Машуней всё в порядке. Ей уже два месяца, она кушает и спит, издает разные звуки, агукает. Мы над ней всей семьей — как над сокровищем. У жены беременность была очень стрессовой: постоянные взрывы, пожары, танки на улицах — всё это, к сожалению, отразилось и на малышке. При выписке из роддома сказали, что нужно ежемесячно обследоваться у узких специалистов в Херсоне. Но это, как вы понимаете, невозможно в нынешних реалиях. Плюс у ребенка нет ни одной прививки: вакцин в городе нет с начала войны.

Наши поликлиника и больница закрыты. Я слышал, что русские запретили врачам работать, чтобы вынудить людей уехать. Я бы, может, и эвакуировался с семьей, но из-за своего заболевания не могу покинуть пределы двора: здоровья не хватит куда-то уехать. У меня самого заканчиваются таблетки, которые мне жизненно необходимы. 

Умирать не хочется, хочется заботиться о семье и общаться со своими детьми.

Возле пекарни снова стала выстраиваться большая очередь за хлебом, как было в начале войны. Жена иногда там стоит подолгу. Хотя мы вообще мало что покупаем, только в случае крайней нужды. Из-за войны мои доходы сошли на нет, а жена ни разу не смогла получить детское пособие и декретные.

«Куда мы денем своих стариков?»

Ирина, 53 года. Голая Пристань

— У нас сегодня был прекрасный день. Мы съездили с мужем и сыном в Скадовск, получили на наших стариков российские пенсии. День был хороший, солнечный, настроение прекрасное. Люди гуляют по берегу моря. Я давно не видела столько людей в одном месте. И военных много, и гражданских. Кафешки открыты, мы купили себе по мороженому — очень вкусно. Кушать в кафе не рискнули, а то так все деньги оставишь. В аптеке купили нужное лекарство, оно, правда, почему-то стоит ровно в два раза дороже, чем месяц назад. Но что поделаешь, пришлось брать, иначе никак. Здесь работает магазин социальных цен, можно оплачивать картой «Промсвязьбанка» и наличными рублями, поэтому затарились еще и продуктами.

Уезжать мы не планируем. Куда мы денем своих стариков? Долгой дороги они не перенесут. Но я всё же собрала сумку необходимых вещей на случай усиления обстрелов. Тогда мы поедем в село к знакомым, они нас с бабушкой и дедушкой примут, у них есть место. И если свет отключат, тоже сидеть здесь не будем — замерзнем, у нас всё от электричества в квартире работает. В общем, страшно жутко, но пока смотрим, что будет дальше.

«Обстановка в городе как натянутый нерв»

Наташа, 44 года. Голая Пристань

— По трассе по над городом постоянно идут военные колонны. Часть солдат оседает у нас. Такого количества «орков» в Голой Пристани я еще не видела. Они заселяются во многие пустующие дома, где хозяева выехали из-за войны. Солдат очень много.

Я не могу никуда уехать из города, так как у меня тяжело болеет отец. Мы с сестрой дежурим возле него по очереди. Я живу сейчас одна с двумя детьми. В первый день войны муж успел выехать в Херсон, а дальше — в Одессу, где он служит в теробороне. Перед войной я как раз уволилась, а в центре занятости зарегистрироваться не успела, так что ни зарплаты, ни пособия не получаю. У русских деньги не беру принципиально. Первые месяцы мне муж деньги на карту присылал, на них мы жили. Потом, когда оккупанты связь отрубили, мы еще какое-то время жили на сделанные запасы. Сейчас денег нет, но еще есть продукты. Периодически мои друзья из села привозят мне большую сумку еды. В последний раз там была свежая рыба, макароны, картошка, лук и другие овощи. А еще бутылка домашнего красного вина, но ее на день освобождения Голой Пристани приберегу. 

Бахает постоянно. Чтобы не сойти с ума от страха за детей и родных, я приспособилась ходить в церковь возле рынка. Там хороший батюшка, он дает мне силы ждать и терпеть лишения. У нас в городе, кстати, еще церковь есть возле гимназии, там батюшка — какой-то заядлый пропагандист русского мира. Я к нему ни ногой больше. К тому же он просто жлоб: как с Крыма начали лекарства возить, он их в церкви стал по цене в два раза дороже продавать — такой «святой» человек, помогает страждущим.

На днях мои знакомые буквально в истерике собрались и уехали в сторону Крыма. Оказалось, они отправили ребенка с бабушкой по программе оздоровления, а те не вернулись. Они их долго ждали, пытались хоть какую-то информацию от оккупационных властей получить, но увы. В итоге у родителей сдали нервы, они всё бросили и уехали искать по разным лагерям своего ребенка с бабушкой. Не знаю, нашли ли? Связи с ними больше нет.

Из нашего городского пансионата геронтологии военные куда-то вывезли инвалидов и стариков — эвакуировали. Там у нас дед очень продвинутый среди пациентов есть, он смартфоном пользоваться умеет. Так он сотрудникам через «мессенджер» написал, что их пока поселили в палатках где-то в поле в Краснодарском крае. Жаловался, что условий никаких — ни медобслуживания, ни еды толком. Мы тут все, конечно, изумились. Это как? Им же круглосуточный уход нужен и хорошее питание. А как они тут эвакуацию рекламировали, мол, кормить будут, как в ресторане. Больше наш дед на связь не выходил. Ума не приложу, где они теперь. Зато русские всё оборудование и мебель, холодильники и телевизоры из палат загрузили в свои «Уралы» и вывезли неизвестно куда.

Коллаборанты совсем чокнулись. Одна тут всё выступала, как ее гнобил киевский режим, потом российский паспорт получила демонстративно. Сейчас россияне всех своих пособников стали кидать, так она заметалась, теперь ходит совещается, как бы ей у Зеленского защиты попросить, типа она политический беженец. Мы над ней, откровенно говоря, ржем. Уж не знаю, что с ней дальше будет.

Цены у нас стали дикие. Килограмм сала 400 гривен (год назад сало стоило 30—40 гривен за килограмм. — Прим. авт.)! Кто на рынке продуктами торговал, озолотились. Я многим говорю: сами за такую цену кушайте, не подавитесь. Война оказалась таким явлением — обнажающим, и от истинных лиц некоторых своих знакомых я, честно говоря, в шоке.

За Херсон рада очень, даже плакала. Хочу, чтобы нас тоже поскорее освободили, девять месяцев в аду живем. Обстановка в городе как натянутый нерв. Мы молимся только о том, чтобы все эти российские военные как зашли в город, так и вышли.