Велодорожка прямо в ад

Инди-группа «Комсомольск» — к которой и раньше были вопросы касательно заигрываний с правыми, и которая при этом писала удивительно точные песни про нашу жизнь, — выступила в городе Мелитополь, то есть на оккупированных территориях Украины. Девушки спели сперва перед детьми, потом перед подростками — и уехали домой. По прибытию в Москву они выложили пост, где рассказали про поездку и про то, что «сделали выбор», чтобы работать на «своей земле». Стиль поста дико напоминает иные извинительные сообщения от музыкантов, на которых надавили власти.

Проблема в том, что мы не знаем, давили на «Комсомольск» или нет. Некоторые промоутеры и музыканты обвиняют издание «Медуза» в том, что оно опубликовало список запрещенных артистов, — и теперь все, включая локальных чиновников и частных бизнесменов, стали с ним сверяться (доказательств отмены концертов со ссылкой на публикацию нет, потому что это опасно — предоставлять доказательства журналистам). Александр Филимонов из «Медузы» отвечал, что ему известны факты отмены концертов у артистов из списка до его публикации. 

Этот спор высветил сразу несколько важных проблем музыкальной индустрии внутри России и взаимоотношений с ней журналистов. Должны ли медиа учитывать возможный вред от публикаций для артистов? Как действуют чиновники: сначала ждут списки от начальства или действуют по принципу «пишут в интернете, значит, нужно запрещать»? Вообще 

(«Медуза» утверждает, что «покаяния» медийных лиц действительно курирует администрация президента. Насколько известно «Новой газете Европа», эта информация соответствует действительности. — Прим. ред.)? Так как быть оставшимся артистам? Могут ли спикеры в «уехавших» медиа выступать с осуждениями? 

Лично мне сложно ответить определенно: я нахожусь в более привилегированном положении, нежели люди, которые продолжают работать внутри России. Мне кажется неправильным и в чём-то даже подлым советовать, как поступать и что делать. Я могу только говорить о своих эмоциях. И главные эмоции — растерянность, ярость, удивление.

Я в растерянности, что музыканты, которые выпустили удивительный трек с самым метким и точным описанием жизни в России-2022, совершили неприятный и неправильный, с моей точки зрения, поступок. Мне — лично мне, не могу говорить за некую общность, — это кажется предательством меня как слушателя. 

Я удивлен, что медиа и индустрия не могут никак договориться о правилах игры, и вся дискуссия сводится буквально к посыланию друг друга. И я не меньше удивлен, что главными виновными в случае с «Комсомольском» избраны независимые медиа — и потому что их активно продвигали, и потому что написали про этот список. Этот спор — буквально иллюстрация мема «ты не туда воюешь». 

Музыкантов — да и не только музыкантов — ставят в такое положение, где у них есть выбор: исчезнуть или играть по нечестным и неясным правилам. И многие на такую игру согласны — и слушатели, и артисты. 

* * *

Интересно, что именно группа «Комсомольск» на все эти проблемы навела резкость. Не Рома Зверь на Донбассе, не посадка Vacío и извинения после «голой вечеринки», а маленький инди-дуэт с песнями про Москву. И вот почему.

Ни Зверь, ни участники «голой вечеринки» публике, о(б)суждающей «Комсомольск», социально не близки — от них и не ждали высказывания. А «Комсомольск» — это другое, они «свои». 

Почему так произошло? «Комсомольск» оставались до последнего момента весьма злободневной группой. Они фиксировали жизнь в Москве в конце десятых лучше других. И прежде всего — главный сонграйтер группы Иван Рябов (впрочем, официально группа насчет авторства своих песен говорила так: «Всё, что мы скажем дальше, будет неправдой или правдой — никто не знает, в конце концов. Даже мы не узнаем правды»). «Комсомольск» пели про снос ларьков у метро, про Центр «Э», про мем «я что-то нажала — и всё исчезло», про практику извинений в Чечне. 

Всё это подавалось в компании с легкомысленным, воздушным гитарным попом. Послушайте их хит «Всё исчезло» — в нём мир растворяется и исчезает под торжественный рок в духе Arcade Fire. В этом слышалась пост-ирония, как у Монеточки. В этом слышался пост-оптимизм, как у многих появившихся тогда инди-групп вроде «Деревянных Китов» или «Акульих Слез». Эскапизм в звуке встречается с абразивностью (взаимодействием с внешней средой. — Прим. ред.) в слоге. Наивным голосом под невесомый саунд тебе рассказывают о страшных, в общем-то, вещах — и они будто отправляются в несуществующем пузыре куда-то к облакам. Чтобы исчезнуть.

Нюанс «Комсомольска» заключался в том, что эта группа шла по тонкому лезвию и часто заигрывала с правой повесткой. Песня «Русская школа курения» с упоминаниями зиг и Фердинанда Селина — это насколько всерьез? Песня «Соня» с упоминанием африканцев в ЦСКА — это чей дневник? Выступление в «Листве» (магазине ультраправой литературы. — Прим. ред.) — это что вообще было? 

Одна из участниц группы Дарья Дерюгина, впрочем, называла ту же «Русскую школу курения» «дурацкой песней»: «Что человеку, который захочет разобраться с отсылками в этой песне, потребуется минут пятнадцать рыскания по Википедии. В этом и был смысл, что любой человек, не сведущий в теме национализма или фашизма, будет просто выкрикивать какие-то непонятные лозунги, совершенно не относящиеся к теме, а в голове по-прежнему будут пузырьки». А в другом интервью она объясняла интерпретацию песен «Комсомольска» «метамодернизмом»:

Та же проблема интерпретаций рождается у многих критиков и при прослушивании последнего альбома, который группа записывала уже без Рябова (хотя он их написал). Мне же кажется, что всё тут куда более однозначно. Строчка «этой весной Христос не воскресал», и строчка «за счастье гниющая, цветущая дыра», и «мимо парка Зарядье велодорожка ведет нас прямо в ад» — как будто все мемы 2017 года обернулись уродливой и непобедимой новой реальностью. Альбом «Комсомольск-0» и особенно песни «Ave Maria» и «Из нашего окна» — это как пробуждение миллениала, слишком увлекшегося облаком тегов в конце десятых и пропустившего, как это облако тегов его задушило. 

Но в итоге это облако задушило и саму группу «Комсомольск». Не знаю, что стало причиной для их поездки в Мелитополь, но невидимая велодорожка и вправду привела их туда, где видеть бы их не хотелось. Выводов нет, есть надежда, что другие хорошие музыканты, которые остались в России, — а, что бы кто ни говорил, их полно — не поехали бы вслед за ними.