Экономика отчаяния

Откуда берется отчаяние?

В экономической науке такое понятие — «смерти от отчаяния». В него входят суициды, смерти в результате употребления наркотиков и алкоголя. Только по официальной статистике в России ежегодно происходят десятки тысяч таких смертей, а наибольший вклад в нее вносят мужчины средних лет. Ученые считают, что причины отчаяния в конечном итоге социально-экономические: отсутствие работы, невозможность получить помощь в трудной ситуации, неэффективность социальной сферы. 

Во многих регионах России десятилетиями складывалась идеальная почва для отчаяния. Российское государство сделало всё, чтобы как можно больше людей в стране оказалось в ситуациях, когда они не могут ни помочь себе самостоятельно, ни найти поддержку. 

По данным Росстата, доля социальных выплат в структуре доходов россиян за время правления Путина выросла в 1,5 раза, а доля доходов от предпринимательской деятельности — снизилась в 2,5 раза. При этом меры соцподдержки недостаточны и крайне неравномерно распределены по регионам.

Люди оказались в полной зависимости от неэффективного и равнодушного государства. В таких условиях проблемы с жильем, здоровьем, работой или близкими становятся самым настоящим жизненным тупиком. Чтобы выбраться из него, человек готов согласиться на самые невыгодные сделки.

Долг и расплата

Мы знаем, что чиновники отчитываются на вербовке на войну людей по 22 категориям. Глядя на эти категории, мы видим, что не последнее место среди них занимают люди, имеющие большую задолженность перед банками или признанные банкротами. «Из набранных с воли — чуть ли не половина с долгами по исполнительному производству более 50 тысяч рублей», — утверждают аналитики CIT.

Существует прямая связь между закредитованностью региона и количеством желающих пойти на войну. «Новая» уже писала об этом. Например, в Карачаево-Черкесии и Адыгее выше всего выплаты за подписание контракта, и эти же регионы входят в топ-10 по доле просроченной задолженности перед банками.

Кроме банков, огромное значение имеют долги по микрозаймам. 

и у каждого второго микрозаемщика более 40% дохода в месяц уходит на обслуживание долгов.

Это тяжелое финансовое и психологическое бремя. Человек живет от зарплаты до зарплаты, непрерывно перекредитовываясь. Ему, как утопающему, нужно любой ценой сделать один вдох прямо сейчас. Более длительного горизонта планирования у него нет.

Жить так — невыносимо и унизительно. Но есть и свет в конце тоннеля! Его предлагает социальная реклама: пошел на «СВО» — купил дочке мобильный телефон. Фактически: «Стань убийцей, чтобы почувствовать себя человеком».

Кредитные каникулы для участников войны и их семей, освобождение от процентов по займам, списание долгов для погибших или получивших тяжелую инвалидность — всё направлено на то, чтобы облегчить бремя долга или снять его. К концу I квартала 2024 года банки оформили более 300 тысяч отсрочек по кредитным договорам для контрактников, мобилизованных и добровольцев, воюющих в Украине.

Кстати, одной из крупнейших микрофинансовых организаций владеет Людмила Путина-Очеретная. Получается своеобразный замкнутый цикл экономики отчаяния, наглядный, как в детской книжке: бывшая жена президента помогает людям влезть в долги, а сам президент предлагает выход — война и гробовые.

Тупики

Микрозайм — лишь индикатор жизненного тупика. Сам же тупик может выглядеть по-разному.

Недавно государство предложило россиянам новый бонус: «Дети-инвалиды из семей погибших участников СВО смогут получать две пенсии». Вполне закономерно, что оно обратило внимание на эту мотивацию. Особый ребенок в России, да еще в провинции, — часто полнейшая катастрофа для семьи. Мотив «помочь семье» может привлечь на войну, если человек не видит других способов ей помочь. А государство делает всё, чтобы этот способ стал для многих единственным (в том числе душит благотворительные фонды).

Точно так же становится тупиком невозможность улучшить невыносимые жилищные условия или алкогольная зависимость опасного, агрессивного мужа или бывшего.

Вот типичный запрос о юридической консультации: «Доброе утро, хочу отправить сожителя на СВО, так как расходиться он не хочет, съезжать с квартиры тоже, идти некуда ему, выпивает, занимается рукоприкладством, страдают мои дети от первого брака. Просто устала от всего этого, управу найти на него не могу». Или этот: «Как мужа отправить на СВО, чтобы он не знал об этом?» «Муж не работает, работать не хочет. Возможно ли отправить его на СВО?»

Юристы в ответ добросовестно отвечают, что отправить мужа без его согласия не получится: он должен «четко и внятно объяснить свою мотивацию», чтобы можно было оценить, «здраво ли он оценивает серьезность и потенциальную опасность этого шага». В общем, «советую вам подумать 101 раз, а не принимать необдуманных решений».

Еще в первую мобилизацию женщины сдавали данные своих бывших мужей-должников по алиментам военкоматам, чтобы их забрали на фронт. Выгодная получается история: и от постылого избавлюсь, и деньги заплатят. Алименты не содрать даже по суду, домашнее насилие декриминализовано, уйти от насильника или пьяницы некуда, а найти работу, на которой женщине будут нормально платить, сложно, — но вот он, выход из жизненного тупика!

А вот пример с наркозависимостью: «Здравствуйте. Мой муж находится в СИЗО по статье 228.1 ч. 4 и добровольно желает отправиться на СВО, возможно ли в связи с изменениями в законах уйти до суда?» (запрос от 1 сентября 2024 года). И ответ юриста: «Здравствуйте! Да, это возможно. Необходимо связаться с сотрудниками военкомата и сообщить им о желании заключить контракт». Добро пожаловать!

Да-да, этот новый закон прекрасен и дает новые возможности. Но это уже даже не жизненный тупик, а кое-что похуже: яма. Если в жизненных тупиках оказываются люди хоть и зависимые, но всё же формально свободные, то в яму падают те, кто нарушил закон и не может выбраться из тюрьмы обратно «в мир людей». 

Ямы

Вся пенитенциарная политика российского государства направлена на то, чтобы человек, получивший любой срок за любое преступление, с большой вероятностью утратил социальные связи и скатился на дно и в финансовом, и в моральном отношении. Война воспринимается как избавление: либо сдохну, либо выскочу и начну новую жизнь с деньгами.

По оценке Ольги Романовой («Русь сидящая»), на войне оказались около 200 тысяч заключенных. Сначала вербовал «Вагнер», теперь Минобороны. По упомянутому выше закону, принятому летом 2023 года, людей можно вербовать уже из СИЗО, причем с марта 2024 года — в том числе и обвиняемых по тяжким и особо тяжким (почти любым) статьям. Вербуют и из-под административного надзора после тюрьмы, ведь у подавляющего большинства бывших сидельцев жизнь на свободе не складывается. 

При этом, в отличие от мобилизованных с воли («из тупиков»), заключенным обещают всё меньше и меньше. 

Раньше, если пойти на войну, сроки просто обнулялись, и человек считался юридически не судимым. Как, например, этот парень, получивший в 2022 году уже второй срок (12 лет) за наркотики. Отсиживать не стал — отправился на «спецоперацию». Вернулся с нее — и стал возить мефедрон, а это уже тянет на 15–20 лет. Но срок будет считаться первым, так как теперь он — ветеран.

Теперь вместо помилования они могут рассчитывать лишь на условно-досрочное освобождение, причем с фронта «до окончания СВО» их никто просто так не отпустит. При этом бывшие зэки сплошь и рядом вовсе не получают положенных выплат, а начать новую жизнь после того, как к тюремному опыту добавляется военный, становится еще труднее.

Статистики я не нашла, но, похоже, такие истории встречаются часто.

«В 2022 году к лишению свободы за незаконное приобретение, хранение или изготовление наркотиков (статьи 228–228.4) были приговорены 29 тысяч человек, следует из статистики Судебного департамента. 40% не имели цели сбыта, проще говоря, это обычные потребители. Треть их них получили сроки более трех лет». («Если быть точным»).

Статья 228 продолжает оставаться ямой для запутавшихся юнцов. 29% всех заключенных сидят за преступления, связанные с наркотиками. Сроки за распространение наркотиков («хотел заработать на закладках») начинаются от четырех лет. Лечение от наркозависимости при этом получают менее чем полпроцента попавшихся.

Неудивительно, что многие наркопотребители, особенно получившие большой срок, завербовались на войну. Отчасти этим объясняется широкая распространенность наркотиков в зоне боевых действий. По оценке «Верстки», примерно каждый десятый военнослужащий «за ленточкой» курит марихуану, многие употребляют соли и мефедрон. Собеседники «Верстки» утверждают, что активную роль в циркуляции наркотиков на войне играют именно ранее употреблявшие мобилизованные — среди которых многие были завербованы не с воли…

Что дальше?

Эти рукотворные тупики и ямы государство создало не после начала войны, а задолго до нее. Война стала одним из страшных, но закономерных выходов для тех, кто не находил их годами и десятилетиями. Обстоятельства, в которых такой выбор становится рациональным, похожи на те, в которых люди выбирают суицид. Мотив «Я не хочу быть убийцей» на этом уровне функционирования даже не рассматривается.

Но так как у многих уже есть знакомые, побывавшие на передовой, люди догадываются, что на войне бардак, и что некоторые семьи своих выплат не получили. Кроме того, социологические исследования (например, огромный труд Лаборатории публичной социологии о настроениях россиян и их восприятии войны) показывают, что, несмотря на постоянный рост выплат, в российском обществе остается здоровый консенсус: человеческая жизнь и даже нога или рука не стоят никаких денег. Женщины, а часто и мужчины отговаривают своих близких и друзей идти на войну, просят не верить обещаниям государства. То есть ведут себя как нормальные обыватели. 

Это непрерывное повышение выплат за СВО на федеральном и региональном уровне, их тонкая дифференциация говорят о том, что экономика отчаяния — система нестабильная. Мощная батарея выплат и льгот хоть и работает, но недостаточно хорошо, иначе не было бы постоянного повышения сумм, а также насильственной вербовки.

Государство расходует всё больше денег, и наряду с обещаниями, прибегает к принуждению и лжи. Логика дьявола подсказывает: нужно повышать степени отчаяния и количество отчаявшихся. Есть сетевая экономическая игра, в которой важно угадать, какой период окажется последним. В этом последнем периоде самая выгодная тактика — радикально демпинговать. Так можно разом вырваться вперед, оставив позади тех участников, которые рассчитывали на то, что игра продлится еще какое-то время. То есть в последнем периоде игры рационально вести себя так, как будто (а на самом деле не «будто») дальше ничего уже не будет. Для многих россиян последний период, в котором смерть является рациональным выбором, уже наступил.

Война с Украиной — великое преступление. Но уже задолго до него государство вело позиционную войну против собственных граждан. Так была выстроена экономика отчаяния: условие и возможность для затяжной войны, требующей вербовки новых и новых солдат армии агрессора.