Озверевшие против квадроберов

Недавно я прочитала на портале «Холод» воспоминания мальчика из православной семьи. Там есть эпизод: ребенок узнал про покемонов и делает вид, что говорит с мамой на «покемонском» языке. Мама, чтобы раз и навсегда отвадить сына от чужеземной бесовской заразы, притворяется, что забыла человеческий язык, и, только доведя сына до истерики, молитвой «возвращает» способность к членораздельной речи.

Ну как не вспомнить об этой истории в контексте недавней атаки официальной России на новое детское увлечение — квадробику (корректное название спортивной активности, по аналогии с аэробикой. — Прим. ред.).

Вроде всё и так ясно: консервативные традиционалисты стремятся изгнать любые иностранные да и вообще любые несанкционированные увлечения кроме вождения хороводов. Дугин, например, считает, что самая дьявольщина — это серфингисты.

Или вот Хаги Ваги, пик моды на которых прошел пару лет назад. Их изымали из продажи, пугая наличием в них фенолов, появилось множество официозных спекуляций на тему опасности Хаги Ваги (и Кису Мису, ага) для детской психики.

Но ведь квадроберы не бесы-покемоны и не страшненькие зубастые монстры. Это оффлайн-игра в реально существующих животных. С ушками. С хвостиками. Квадроберы играют в зверюшек, имитируют их движения. Можно было бы еще понять ревностных блюстителей морали, будь в квадробике какой-нибудь эротический подтекст. 

Казалось бы, так просто причислить квадробику к увлечениям полезным, поощряемым и невинным. Что тут, кажется, такого страшного и нежелательного?

У меня есть гипотеза о внутренней сущности этого страха.

Посмотрим на газетную лексику, которой в советское время официальная пресса клеймила чужеземных рокеров и иностранные танцы.

Странным образом эти обвинения звучали не просто как чтение морали, а как проявления скрытого священного гнева и ужаса. В первую очередь они апеллировали к расчеловечиванию тех, кто поддался «такой музыке», «таким танцам» или носит «такую одежду», уподобляя их животным.

«Завывания», «звериные кривляния», «Ринго Стар издал тарзаний крик и стал по-обезьяньи скакать по диванам» (правда, к «Битлз» советская пресса вскоре потеплела), петухиппи.

Элвис поет «…меняя звучание слов, заменяя их бессмысленным блеянием — йя-йя, йе-йе и тому подобное (…), начал выкрикивать, вопить, испускать звуки диких животных».

«Музыкой недочеловеков» называли джаз нацисты.

На «птичьем языке» пишут модернисты.

Это ведь из «Пиноккио»: непослушных мальчиков на Острове удовольствий превращают в ослов и продают. А в советской книжке «Незнайка в Солнечном городе» коротышки-ветрогоны (явные стиляги) не совсем коротышки, а наполовину ослы. Они носят вычурную одежду и опасно хулиганят.

«Американские мультики» всегда оставались для консерваторов воплощением дьявольщины. И остаются до сих пор: на одиозном портале «Научи хорошему» можно собрать богатый урожай филиппики против «западных мультиков» и их звериной, бесчеловечной жестокости. Хаги Ваги там тоже фигурируют в рядах врагов.

В детской книжке «Хома и Суслик» (Альберт Иванов) есть момент, когда Суслик пересказывает другу «американские мультики», которые видел в кафе, — и оба друга совершенно лишаются сна от страха. Очень уж они жестокие, эти мультики!

Они-то сами не такие: Хома и Суслик — антропоморфные гуманные звери. Такие же, как крокодил Гена и Чебурашка. 

Но это же просто работа такая. И даже Чебурашка, хоть и в своем роде Хаги Ваги, — неведома зверушка, но добрый, неравнодушный, настоящий коммунар. С таким можно играть. Они даже лучше людей: старуха Шапокляк, например, — хулиганка, а Гена и Чебурашка — правильные.

«Чебурашка и крокодил Гена» — мультик ироничный; впрочем, его творец, говорят, не чуждался экстремальных форм воспитания человека в сверхчеловека. Ироничны и братья Стругацкие; впрочем, у советских магов из НИИЧАВО, если они поддаются человеческим соблазнам и перестают быть «сверх», тоже растет шерсть на ушах.

Постсоветское декларативное возвращение к псевдохристианским традициям не спасло наших гуманистов от самых темных суеверий. Как ни далек квадробер от оборотня, они вдруг оказываются совсем рядом. Человеческий образ предстает чем-то шатким и призрачным, что очень легко поддается искажению. Перестанешь стараться, поддашься соблазнам, начнешь скакать в кошачьей маске — магически перестанешь быть человеком и обернешься животным. Начнешь коверкать человеческую речь — и забудешь ее, станешь бесом-покемоном. Подружишься с Хаги Ваги — и всё, станешь таким же без-образным.

Разумеется, на сознательном уровне подобный полет логики транслирует разве что Дугин. А остальные надзиратели просто ощущают какое-то смутное неудобство, которое пытаются прилично обосновать. Но иррациональный страх всё равно просачивается. Сейчас сбегут все из людей в котики, и что тогда будет с армией? Была девочка и штатная единица, а перекинулась через пенек — и ищи-свищи. Как-то это нехорошо. Не по-людски. Люди ведут себя не так. Они не прыгают несерьезными белочками, а Родину защищают, как львы, и скверну выгрызают, как псы… Ой.

Человеком быть и вправду трудно, никто не знает, что такое человек. Но всё же существуем мы уже давно, и кое-какие выводы сделать можно. Экзоскелет этики не работает. Образ человеческий живет внутри. Там, где совесть, эмпатия, смысл. И пока этот внутренний образ на месте, можно хоть ласточкам на птичьем языке проповедовать и осла звать братцем: человеком ты от этого быть не перестанешь. Если же потерян — хоть обчитайся моралей: лицо, с которым родился, превращается в маску, и сыны человеческие идут работать настоящими, не мультяшными крокодилами.

Тем самым РПЦ-чиновник подтвердил гипотезу нашего колумниста.