Страна гробов, страна господ

Указ с пробелами

Опубликованный вчера Указ — в традициях российского законодательства последнего времени — написан максимально рамочно. Как верно уже отмечали — из него совершенно не следует «частичный» характер проводимой мобилизации. 

Седьмой его пункт, где по идее должна быть указана численность призываемых резервистов, скрыт грифом «для служебного пользования», хотя эта цифра была озвучена публично министром обороны Сергеем Шойгу и косвенно подтверждена Дмитрием Песковым — 300 тысяч человек. Справедливый вопрос — зачем нужно было скрывать озвученную информацию — витает в воздухе и очевидным образом порождает волну слухов о гораздо больших масштабах призывной кампании. Кроме того, традиционная закрытость от публики любых значимых данных от Минобороны, и абсолютная неподотчетность ведомства под лейблом «гостайны», дает Кремлю очевидную возможность попытаться мобилизовать и больше 300 тысяч человек, никогда не раскрывая настоящего числа людей, оказавшихся, в итоге, на линии фронта. Все равно это число никто никогда не проверит, а для нужд Родины — любое «превышение» можно считать допустимым.

Указ не содержит и любых других намеков на частичность мобилизации, в том числе заявленных вчера Шойгу ограничений по возрасту и приоритетов по каким-либо военно-учетным специальностям, якобы более нужным для фронта. По идее, эти нормы должны быть заданы специальной директивой от Минобороны, спущенной военным комиссарам в регионах. Разумеется, директиву также никто не публиковал. Прояснения Минобороны на брифинге в четверг, 22 сентября, представляют собой неполный пересказ закона о мобилизации или повторением вчерашних тезисов Шойгу, то есть никак не проясняют, в чем заключается обещанная частичность мобилизации. 

Губернаторская гонка

Однако в этом изначально «резиновом» Указе есть один пункт, написанный достаточно четко. Пунктом номер 8 исполнение норм по мобилизации фактически спущено в регионы. Причем ответственность возложена не на двух акторов одновременно — например, губернаторов и военных комиссаров в регионах, что было бы более логичным — а принципиально только на первых. С одной стороны, без региональных властей просто быстро не развернуть инфраструктуру для мобилизации, которая требуется в дополнение к уже имеющейся у военных комиссариатов для выполнения нормы даже в 300 тысяч человек. Но с другой стороны, такая исключительность в ответственности за выполнение KPI по мобилизации, возложенная на плечи губернаторов, выглядит единственным возможным способом эти показатели хоть как-то обеспечить. 

Вопреки расхожему мнению, за последние 5-7 лет средний уровень качества бюрократии и того, что называется government capacity (государственная состоятельность), в российских регионах вырос. Он все еще достаточно низкий и сильно различается между лидерами и аутсайдерами, но в среднем — стало лучше, чем 10 лет назад. 

Во-первых, часть более старых, местных региональных команд, обросших рентными потоками и превратившими регионы в свои султанаты, была заменена на более молодые в ходе целенаправленной «технократической» накачки губернаторского корпуса варягами из других регионов. Важнее здесь даже не столько замена самого губернатора, сколько встряска местной бюрократии, когда и все, кто остался от предыдущей команды, должны мобилизоваться, и новые, специально заведенные в ведомства люди должны, как минимум первое время, доказывать свою эффективность. 

Во-вторых, этому новому губернаторскому призыву, а вслед за ними и старым назначенцам, предъявили новые стимулы для более эффективной работы. А именно попробовали реализовать китайский вариант вертикальной мобильности, увязав будущее продолжение карьеры на федеральном уровне с достижением показателей, не только связанных с результатами «Единой России» в регионе, но и вполне экономических — объеме привлеченных инвестиций, количестве введенного в эксплуатацию нового жилья взамен ветхого и т.д. В этом забеге до кресла в федеральном центре губернаторы соревнуются не с самими с собой прежними, а друг с другом, что подстегивает их бежать все время быстрее. 

В-третьих, у губернаторов и их команд совсем недавно была своя мобилизация: пандемия, локдауны и прививочная кампания. Так же, как и в этот раз, принятие решений об антикороновирусных мерах (вместе с ответственностью) было спущено на региональный уровень. По общему мнению из центра, регионы со стресс-тестом в целом справились, во многом ориентируясь на местный контекст, заимствуя у друг друга практики (не всегда лучшие, но тем не менее) и сфокусировавшись на одной, достаточно понятной цели. Вероятно, в Кремле решили, что задача по мобилизации схожа с попыткой справиться с коронавирусом, и решили повторить опыт. Именно поэтому мы уже сегодня видим региональную дифференциацию: например, в части регионов выезд всех резервистов запрещается, а в части — «границы» остаются открытыми. 

Еще в 10-15 регионах цифру доведут до 70-80% от заявленной нормы из-за чрезмерной ретивости и одиозности самих градоначальников: условные Александр Беглов или Вячеслав Гладков все сделают для того, чтобы доказать свою эффективность центру. На оставшуюся часть регионов, думаю, в Кремле всерьёз и не рассчитывают. 

Увядающая сложность

Проблема в том, что даже самые эффективные региональные команды в состоянии взять планку, только если она будет «численная», а не сутевая. Если реальная разнарядка по типу военно-учетных специальностей или другие параметры мобилизации от Минобороны существуют (а это не риторическая фигура для смягчения месседжа для населения), то для того, чтобы справиться с гораздо более сложной схемой — «призвать не любого, а конкретного», — у губернаторов просто нет инструментов. Вероятно — и мы видим это по сегодняшнему дню — достижение показателя будет закрываться за счет более отлаженных и апробированных ранее инструментов принуждения населения к каким-то действиям. Таких инструментов, по сути, два. Первый — спуск указания по административной вертикали в виде списков на предприятия, в ведомства, общественные организации и в целом административно-зависимым социальным группам. Ровно так пытались добиться наполнения реестра вакцинированных, и так же проводят «выдергивание» на голосование за нужную партию или кандидата. Второй способ — отлов в режиме облав и спецопераций всех, кто слишком заметен либо давно мешал. Такая показательная избирательность нужна, чтобы заставить остальных бояться и сотрудничать. 

превратятся в аналог ЛДНР первых месяцев войны. Регионы с доминированием первого инструмента будут выглядеть более цивилизованно, но с исчерпанием социально-зависимых групп все будут постепенно переключаться на второй вариант действий. 

Общество без договора

В любом случае, никакой призыв по спискам военно-учетных специальностей или по возрастам, на словах объявленные Путиным и Шойгу, в большей части регионов не состоятся. Даже если эти списки с такой детализацией спущены, мобилизуют тех, кого смогут, а списки или военные билеты резервистов фальсифицируют задним числом. Вероятно, распространенность фальсификаций будет схожа с паттерном распределения манипуляций статистикой по смертности от коронавируса. В итоге, этот разрыв — между речью Путина / Шойгу о частичности мобилизации и реальностью призыва всех, до кого дотянется региональная госмашина — довольно быстро станет очевиден населению. 

Общественный договор, на котором держалась популярность Владимира Путина в первые годы его правления Россия, заключался в том, что общество не лезло в политику и не мешало обогащаться элите, взамен получая пусть и небольшой, но стабильный рост уровня жизни и ответное невмешательство государства в ваши дела. Социальный контракт «позднего путинизма» за неимением экономического роста упростился: вы не лезете в политику и даете нам обогащаться, а мы не лезем в ваши дела без необходимости. И первый, и второй этап требовали от общества классического для авторитарных режимов конформизма и во многом держались на нем. Даже первые полгода войны с Украиной прослеживаемое в соцопросах «рыхлое большинство», которое скорее смирилось и приспособилось к жизни со «специальной военной операцией», продолжало тащить рейтинг президента ровно в этой же логике: воюет профессиональная армия, от нас ничего не требуется, кроме как снова подзатянуть пояса. 

Объявленная Кремлем мобилизация принципиально меняет тип общественного договора: вас всё так же настойчиво просят не лезть в политику и не мешать обогащаться остатками подсанкционной экономики, но теперь госмашина пришла к вам в дом и собирается забрать для своих целей сына, брата или мужа. Причем произойти это может с любым, кто не принадлежит к элите напрямую, и будет происходить периодически, поскольку цели войны и Указ о мобилизации «резиновые». 

Мгновенного народного бунта из-за окончательных похорон общественного договора «позднего путинизма» не произойдет. Но к исходу этой волны мобилизации от реального рейтинга Владимира Путина тоже вряд ли что-то останется.