Дорога из Харькова в Изюм кажется бесконечной. Следы разгрома российской армии видны почти повсюду. Отвоеванные украинские земли пока выглядят как no man’s land. Солнце едва только поднялось. Где-то час мы едем по асфальту, разбитому танками и обстрелами, затем по грунтовой дороге, которая никак не кончается, потому что главная дорога перерезана. Нужно проявлять осторожность и не выезжать на обочины, так как всё заминировано.

Каждые десять минут останавливаемся на блокпостах украинской армии. Солдаты выглядят напряженными, настороже. Российские войска были выбиты отсюда всего несколько недель назад. Вдоль дороги — разрушенные дома, разоренные заводы, развороченные автомобили, перевернутые набок, лежащие в ямах. На каждой машине — намалеванная белой краской буква Z.

По пути встречаем украинские колонны, перевозящие военные трофеи: танки, бронемашины. Проезжаем пустые, безлюдные деревни. После более чем двух с половиной часов пути добираемся до контрольно-пропускного пункта на въезде в Изюм. Из-за существующей опасности терактов въезжающим часто приходится стоять по нескольку часов, пока проверят машины, документы. Каждый человек должен быть в официальном списке местных властей, чтобы иметь возможность въехать в город.

В Изюме царит атмосфера недоверия и страха. Лица непроницаемы, взгляды подозрительны. Город зализывает свои раны, и они глубоки. Среди руин, в сохранившихся домах, по всему городу молчаливая боль. Боль женщин и мужчин, замученных российской армией.

Сотни людей подвергались пыткам, были похищены, казнены… Многие просто исчезли.

«Они пытали меня током. Часами»

Михайле 69 лет. У него голубые глаза и взгляд, обращенный вдаль, в ту бездну, из которой удалось вырваться. 

— В августе в нашем районе было много зачисток, — рассказывает он. — Однажды рано утром они постучали в мою дверь. Я не успел разглядеть их лица, они повалили меня на землю, надели на голову мешок и бросили в машину. Мы ехали пятнадцать минут, потом машина резко остановилась. Они выволокли меня, бросили в какое-то помещение. Я слышал крики других мужчин вокруг меня в этой сырой камере. Через несколько часов начались допросы…

Михайло делает паузу. 

— Для меня начался ад… — говорит он тихим голосом. — Они меня пытали током часами. Они закрепляли зажимы на пальцах, другие — на лодыжках и пускали ток. Мое тело сотрясалось с головы до ног, я не мог дышать. Каждый раз думал, что сердце не выдержит. Потом они прекращали со мной на несколько часов, бросали меня в камеру и брали кого-то другого. А потом опять возвращались за мной… Последние несколько дней они втыкали мне в спину длинные иглы. После этого я ничего не помню. 

Михайло провел в пыточной двенадцать дней. Его мучители обвиняли его в том, что он якобы информировал украинскую армию о российских позициях. Недалеко от его дома под украинский огонь попала школа, в которой располагался штаб российской армии. При этом Михайло не имел никаких контактов с силами сопротивления города и даже не знал об атаке на школу.

Он — одна из многих жертв облав, которые устраивали на мирных жителей российские военные, когда их позиции становились мишенями. Контрнаступление украинской армии с целью отбить город не только вылилось в напряженные бои, но и привело к новым, еще более ужасающим «зачисткам» со стороны россиян и к еще большему их ожесточению. 

— Однажды они избили меня так сильно, что сломали руку, и я больше не могу ею пошевелить, — продолжает Михайло. — У меня и ребра сломаны, ноги вывихнуты… Меня рвало кровью. Каждый день они притаскивали меня назад в бессознательном состоянии. Других мужчин из нашей камеры они пытали так сильно, что однажды пришлось прийти и забрать одного полумертвого. Думаю, он не выжил…

Жизнь без цензуры
В России введена военная цензура. Но ложь не победит, если у нас есть антидот — правда. Создание антидота требует ресурсов. Делайте «Новую-Европа» вместе с нами! Поддержите наше общее дело.
Нажимая «Поддержать», вы принимаете условия совершения перевода
Apple Pay / Google Pay
⟶ Другие способы поддержать нас

Голос Михайла начинает дрожать: 

— Я был еле живой, когда весь этот ад закончился, это было 11 сентября, в день освобождения города украинскими войсками. 

Михайло вздыхает, его взгляд снова теряется в пустоте. Долгое молчание воцаряется на веранде их дома. Стоящая рядом жена смотрит на него с нежностью и болью. 

Михайла должны прооперировать в ближайшее время. Врачи не дают прогнозов, как закончится операция и удастся ли ему когда-нибудь восстановить работоспособность руки. 

Сейчас он просто пытается забыть. Этот бывший рыбак хотел бы для начала снова обрести спокойную жизнь — без страха, который будит его каждую ночь. Он считает, что если русские пришли за ним, то это потому, что кто-то на него донес — просто так или для того, чтобы самому избежать пыток. Может, сосед… 

Больше Михайло говорить не хочет: ведь многие здесь боятся, что россияне вернутся. 

— Зачем всё это? У нас было так много русских друзей. Откуда эта жестокость, эта ненависть к нам?! Всё из-за одного человека…

Система террора

В Изюме за шесть месяцев российской оккупации пытки были возведены в систему террора, систему произвола, которая распространилась на все районы города. Ни одну улицу не пощадили. Почти в каждом втором доме живет кто-то, кто стал жертвой пыток. И часто на той же улице продолжают жить те, кто сотрудничал с российскими оккупационными войсками, — стукачи, коллаборанты. Россияне регулярно ходили по домам с готовыми списками тех, кого нужно арестовать. Первыми в списке были мэр, вице-мэр и представители городской администрации, полиции и армии. 

На конец сентября был назначен референдум о присоединении к России. После охоты на не желавших сотрудничать местных чиновников российские войска начали охоту за всеми, кто, по их мнению, мог давать информацию об их позициях силам сопротивления — представителям территориальной обороны.

Михайло рассказывал, что его пытали в бывшем полицейском участке, который служил центром допросов на протяжении всей оккупации. В Изюме выявлено десять таких пыточных центров: два отделения полиции, старая больница возле железнодорожного вокзала, школа № 6, школа № 2, территория бывшего оптико-механического завода, а также подвалы и погреба на окраинах города. Вероятно, были и другие тайные места. Мы только в самом начале мрачных открытий, украинские следователи продолжают работу. 

На одном из полицейских участков нужно было спуститься на два этажа в подвал, чтобы обнаружить грязные, сырые камеры, в которых россияне держали своих заключенных. Вода здесь просачивается повсюду. Мы видим отметки на стенах, маленькие вертикальные черточки, сделанные жертвами для подсчета дней, которые они провели в заключении. Мы также видим миску, в которой они время от времени получали немного еды, и ведро для экскрементов.

Дальше по коридору, через темноту, — комната для допросов. Стол, три стула, оборванные электрические провода, противогаз, деревянная бита на полу. Большинство жертв, с которыми мы встречались в Изюме, говорят, что россияне надевали им на голову противогазы, чтобы заглушить их крики. 

«Мы слышали вой и крики целый день»

Тимофей стоит перед гаражами заброшенной больницы у железнодорожных путей. Двери приоткрыты, но он не осмеливается войти. 

— Здесь нас заперли, нас было от семи до десяти на гараж, — говорит он. — Нас заставляли стоять лицом к стене, били. Мы спали спиной к спине, с завязанными глазами. Утром нас повели в здание напротив на пытки…

Тимофей был арестован после покупки велосипеда на рынке у перекупщиков. Они донесли на него россиянам. Вероятно, за деньги. Российские солдаты похитили его на улице средь бела дня. Бросили в гараж с земляным полом.

Тимофей указывает пальцем на главное здание больницы, где окна с металлическими решетками были закрыты, чтобы лучше скрывать преступления. 

— Это там проходили допросы, — рассказывает он. — Мы слышали вой и крики целый день. А потом пришла наша очередь…

Тимофей оглядывается, то и дело посматривает через плечо, как бы проверяя, не подслушивает ли кто-то. Его преследуют призраки пережитого, он несколько раз просит не раскрывать его личность. Проходя мимо совсем небольшого похожего на кладовку здания, окна которого заколочены досками, он говорит:

— Здесь запирали женщин, мы слышали их крики, их мольбу.

Внутри заброшенной больницы, в комнатах, о которых говорит Тимофей, находились улики преступлений. Они были изъяты украинскими следователями. Остались только железный прут, оборванные электрические провода, несколько следов крови на полу…

Методы пыток применялись самые разные: поражение электрическим током, утопление, прижигание сигаретами, подвязывание к потолку цепями за руки и за ноги — на долгие часы, это называлось «позицией попугая», избиения, избиения, избиения…

Согласно многочисленным показаниям жертв, собранным мною в Изюме за десять дней, мучителями были украинские сепаратисты из Донбасса, чеченские боевики Кадырова, солдаты из Бурятии, спецназовцы из различных российских регионов, включая город Курск, и многочисленные следователи ФСБ. Последние в основном занимались допросами. 

Повсеместные пытки, организация террора, спланированные всеобщие зачистки районов печально напоминают мне методы, годами использовавшиеся российской армией в Чечне.

Жизнь без цензуры
В России введена военная цензура. Но ложь не победит, если у нас есть антидот — правда. Создание антидота требует ресурсов. Делайте «Новую-Европа» вместе с нами! Поддержите наше общее дело.
Нажимая «Поддержать», вы принимаете условия совершения перевода
Apple Pay / Google Pay
⟶ Другие способы поддержать нас

***

…В лесу у въезда в город могильщики закончили раскапывать захоронения — выкопали 471 тело. В других местах были обнаружены еще два массовых захоронения. 

***

Те, кому повезло остаться в живых, с течением времени начинают говорить. Всё больше и больше жертв пыток и свидетелей преступлений прерывают молчание. 

В Изюме российские военные казнили многих мирных жителей. Как это случилось с Иваном Шабельником и двумя его друзьями, которые 23 марта пошли собирать сосновые шишки в лес и не вернулись. Благодаря показаниям задержанного вместе с ним мужчины, который выжил, установлено, что их пытали в подвале одного из домов, а затем в школе № 2. Их тела были найдены в подлеске на окраине города только в августе.

Сколько еще было жертв? Потребуется много времени, чтобы установить весь масштаб военных преступлений в Изюме. Охота на коллаборантов тоже продолжается. Каждый день кого-то арестовывают. Ожидается, что первые судебные разбирательства начнутся в ближайшее время. 

Но для абсолютного большинства главное желание — это чтобы «русские» сюда не вернулись. Никогда.

Поделиться
Больше сюжетов
Виктор из килл-зоны

Виктор из килл-зоны

Как топить блиндаж, чтобы его не нашли тепловизоры: сержант ВСУ готовится к зимней войне за Донецкую область

Поезд из Краматорска

Поезд из Краматорска

Донецкую область пытаются отрезать от Украины: репортаж «Новой-Европа»

«Теперь будет только Новый год!»

«Теперь будет только Новый год!»

Официального запрета на Хэллоуин нет, но торговые сети на всякий случай игнорируют праздник. Репортаж из московских магазинов

«Внимание! Дорога проходит по территории Российской Федерации»

«Внимание! Дорога проходит по территории Российской Федерации»

Как живут эстонские деревни в нескольких десятках метров от России

«Это наша земля, почему мы должны переезжать?»

«Это наша земля, почему мы должны переезжать?»

Репортаж из Хеврона. Как живут палестинцы и поселенцы в подконтрольной Израилю части города

Возвращение надежды

Возвращение надежды

13 октября 2025 года для Израиля — самый светлый и самый трудный день за последние два года

«Даст Бог, Краматорск выстоит и не прекратит свое существование, как Бахмут или Авдеевка»

«Даст Бог, Краматорск выстоит и не прекратит свое существование, как Бахмут или Авдеевка»

Репортаж Hromadske о жизни в 16 километрах от фронта

«Пальник» и спальник

«Пальник» и спальник

Из киевского опыта выживания в условиях военных зим. Репортаж собкора «Новой-Европа» Ольги Мусафировой

«Протест граждан стал правилом общественного существования»

«Протест граждан стал правилом общественного существования»

После новой волны протестов в Тбилиси по обвинению в госперевороте задержали уже 36 человек. Почему акции не утихают почти год?