Бесславные убытки

Чехарда с потерями

Внештатный советник офиса президента Украины Алексей Арестович назвал «вилку» от 10 до 20 тысяч убитых, а советник руководителя этого же офиса Михаил Подоляк заявил, что с февраля погибло от 10 тыс. до 13 тыс. украинских военных.

При этом обе стороны конфликта, как это и бывает обычно на войне, очевидно занижают собственные и преувеличивают потери противника. 

6 декабря министр обороны РФ Сергей Шойгу рассказал, что ВСУ за ноябрь потеряли 8,3 тысячи бойцов погибшими. Еще в сентябре МО РФ рапортовало о 61 207 убитых и 49 368 раненых украинских военных. Свои потери при этом оценивая в 5937 убитых. Тогда как по последним данным Министерства обороны Украины ВСУ удалось уничтожить более 92 тысяч военных противника.

В ноябре глава Объединенного комитета начальников штабов США Марк Милли заявил, что на войне в Украине по данным Пентагона погибли и получили ранения более 100 тысяч российских военнослужащих. При этом ВСУ, по словам Милли, вероятно, понесли сходные по масштабам потери.

Интересно, что президент Украины Владимир Зеленский сообщал, что российских военных на войне погибло в 5 раз больше, чем украинских. А Владимир Путин в свою очередь утверждал, что потери ВСУ в боях бывают в семь-десять раз выше потерь ВС РФ.

«Сегодня все потери вооруженных сил засекречены, — объясняет «Новой-Европа» ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей Валентина Мельникова. — Не всех погибших удается вынести с поля боя. Мне еще в самом начале конфликта солдаты рассказывали, что у них целыми осталась лишь пятая часть подразделения. У них не хватало ни рук, ни транспорта, чтобы всех погибших и раненых вывезти. С большой вероятностью попадают в списки пропавших без вести те, чьи тела не удалось вынести. Те, кто пропал весной, — уже вряд ли найдутся».

По словам Валентины Мельниковой, 

К сожалению, служба тыла с этой задачей не справилась.

«Ко мне обратилась сестра военного, которой позвонили из военкомата и рассказали, что ее брат погиб, — продолжает рассказ Мельникова. — Но получить тело она не может уже два месяца. А в ростовской генетической лаборатории заявляют, что нет тел, подходящих по заданным параметрам».

Валентина Мельникова убеждена, что необходимо внимательно относиться к официальной информации украинской стороны. Часто она подкрепляется документами, фото или видеофиксацией. Родственники военнослужащих РФ, обращавшиеся в Комитеты солдатских матерей, рассказывали, что получали от киевских властей четкие и достоверные сведения. 

«Я не думаю, что потери занижаются сознательно в неких рациональных целях, — говорит Мельникова. — Не исключаю, что общий бардак просто традиция российской армии. Мы его наблюдаем с 1989 года. К примеру, данных о числе погибших в Афганистане до сих пор очень спорны, а сведений по Второй чеченской кампании в открытом доступе нет совсем». 

«Список мясника»

Основатель проекта Conflict Intelligence Team Руслан Левиев заявил в интервью, что готов согласиться с оценками в сотню тысяч выбывших бойцов у каждой из сторон: «Общие потери — это и безвозвратные потери — убитые и раненые, которым, допустим, оторвало ноги. Они уже не вернутся на фронт, и возвратные потери — раненые, которые после госпиталя будут воевать дальше, а также пленные и пропавшие без вести».

Летом Левиев рассказывал, что отслеживать потери с периодом начала войны стало сложнее. В феврале, марте, начале апреля можно было видеть видеозаписи и фотографии с земли. Расследователи наблюдали колонну с личным составом, движущуюся к линии фронта, а затем ее же уже уничтоженную. Были видны тела убитых. Из этого становилось возможным сделать предположение о том, сколько личного состава погибло. «Плюс была информация о том, сколько батальонно-тактических групп было выведено с этого направления. Соответственно, становилось понятно, что эта группа потеряла столько-то людей или техники, — говорил Левиев. — Сейчас все гораздо сложнее, потому что теперь все перемешались. На одном и том же направлении могут вместе действовать и профессиональные российские контрактники, и мобилизованные из ДНР, или наемники из группы «Вагнера», или резервисты из БАРСа, или люди, подписавшие краткосрочные контракты с Минобороны России. Они действуют вместе и порой погибают вместе. Поэтому стало сложнее определить — сколько потерь именно в российской армии. Поэтому все основывается у нас только на ощущениях, нежели на конкретных расчетах по фотографиям, видеозаписям и прочей информации». 

О подсчете потерь с «Новой-Европа» на условиях анонимности согласился поговорить основатель ТГ-канала «Воля», где регулярно публикуются «Списки мясника» — сводки военных потерь российских и украинских вооруженных формирований. По словам нашего собеседника, официальные цифры, которые озвучивает Минобороны, взяты с потолка и не соотносятся с реальностью. Официальные российские данные должны демонстрировать, что СВО идет по плану, а потери невелики.

При этом военные ведут подсчет потерь и стараются делать это более-менее внимательно. «Данные о потерях формируются из рапортов командиров подразделений, дальше проходят через штабы, где их объединяют и передают в штаб группировки. Затем объединяются в единую сводку в штабе группировки и оттуда отправляются в ГШ, — рассказывает наш источник из «Воли» — Уже из Москвы эти данные уходят по военным округам для начисления компенсаций раненым и семьям убитых». 

Основатель «Воли» рассказывает, что сведения о потерях обеих сторон канал начал публиковать с апреля и делает это регулярно до сих пор. Сведения собираются с помощью источников в воюющих армиях.

«Еще перед началом войны мы договорились с нашими источниками в российской и украинской армиях, что они будут предоставлять нам информацию по потерям. Речь идет и о данных из армейских сводок, о цифрах из рапортов, и о данных из конкретных подразделений или с конкретных направлений. Мы получаем разрозненные цифры из штабов и с мест, а дальше проверяем их: соотносим с активностью боевых действий, с информацией от второй стороны на этом же участке, с ситуацией в госпиталях, к счастью, знакомые военные врачи нам в этом помогают. Изначально мы хотели делать сводки потерь по направлениям, потом по родам войск, наконец пришли к потерям по «ведомствам», армия, Росгвардия, ЧВК и другие наемники, флот. Так их проще собирать и проверять».

Ситуация, по словам основателя «Воли», меняется с каждым месяцем. 

Также трудно выделить отдельно пропавших без вести и попавших в плен. При этом у аналитиков ТГ-канала существует разброс «от» и «до» определенных показателей. Иногда эта «вилка» довольно значительна.

«Вилка объясняется разницей данных в рапортах с мест и в штабных данных. Данные с мест появляются раньше, штабные позже. Иногда разница в этих цифрах весьма существенная. Отсюда и вилка. При больших единовременных потерях их размазывают по временному периоду в штабе группировки, чтобы не шокировать начальство, — говорит собеседник. — К примеру, у российской армии до сих пор нет полных данных о потерях после сдачи Херсона. Нет полных данных о потерях под Бахмутом, потому что их просто невозможно сосчитать до окончания боевых действий. По моим сведениям, многие погибшие, особенно в начале войны, так и остались пропавшими без вести. Тела закапывали бессистемно или сваливали в овраги, присыпая землей. Просто чтобы избежать антисанитарии и эпидемий. Наши оценки потерь Украины вполне сопоставимы с данными Еврокомиссии и Комитета начальников штабов США. На момент опубликования их цифры в 100 тысяч убитых и раненых украинцев у нас получалось от 39 до 42 тысяч погибших и от 65 до 71 тысячи получивших ранения бойцов ВСУ. А вот по россиянам у нас цифры значительно выше — 72-76 тысяч погибших и до 147 тысяч раненых. Это цифры на 7 ноября. Сейчас приходят данные за ноябрь и начало декабря, так вот только за счет кровопролитных боев под Бахмутом и Авдеевкой цифра российских потерь увеличится минимум на 13 тысяч человек убитыми».

«ВСУ собирают убитых российских солдат, оставшихся на освобожденных территориях или просто в зоне боевых действий. Централизованного обмена убитыми не происходит. Если на месте есть адекватные командиры, они договариваются между собой и меняются и убитыми и пленными, не привлекая к этому начальство. Но таких с российской стороны откровенно мало. Поэтому многие погибшие остаются у украинцев. Периодически их захоранивают, потому что просто негде держать трупы. Что касается работы похоронных команд и слухов, что ВСУ не дают собирать российских убитых. Да, после нескольких случаев, когда под видом похоронных команд под Бахмутом ЧВК пробовали захватить украинские позиции, сбором убитых россиянам заниматься не дают».

10 тысяч имен

Практически с первого дня войны отслеживать российские потери и писать о погибших военнослужащих начала корреспондент ВВС Ольга Ившина. Спустя некоторое время она продолжила эту работу совместно с коллегами из «Медиазоны» и командой волонтеров. «Мы очень благодарны всем, кто делится с нами информацией, но из соображений безопасности не можем раскрывать их имен, — объясняет Ольга. — Наш коллектив не только следит за публикациями в местных СМИ и соцсетях и за выступлениями чиновников, но и изучает памятники, мемориальные доски, захоронения на десятках кладбищах от Калининграда до Владивостока и от Архангельска до самых южных регионов. Мы следим за мероприятиями памяти погибших. Иногда удается выявить поминальные таблички с именами, датами рождения, обстоятельствами гибели и даже воинскими званиями. Собранные данные проверяются различными способами и систематизируются». 

Другие исследователи используют иные методики оценки. Некоторые смотрят на число подбитой техники, изучают съемки со спутников, дронов и другие видео свидетельства или получают информацию от источников и рассчитывают на различные утечки.

На 6 декабря в списках ВВС и «Медиазоны» значится 9776 погибший российский силовик с подтвержденным именем и фамилией. К пятнице 9 декабря, вероятно, это число достигнет 10 тысяч. Это и военные, и росгвардейцы, и сотрудники спецслужб, и бойцы ЧВК. Не всегда удается установить — в каком конкретно подразделении воевал тот или иной покойный. 

Сама Ольга Ившина и ее коллеги уверены, что 

Как правило, информация есть примерно о половине захороненных там в недавнее время погибших мужчинах. На их могилы часто положены фотографии в военной форме и идентичные венки от местных властей, Минобороны РФ и скорбящих боевых товарищей. Из других источников становится известно приблизительно о половине имен, выбитых на монументах, мемориальных табличках и памятниках. «Сопоставив все эти цифры мы можем предположить, что по самым консервативным оценкам сегодня речь идет о 20 тысячах убитых россиян, — сообщает нам Ившина. — Если оценивать общее число потерь российской стороны, то к этому числу нужно прибавить тех, кто погиб, воюя в составе так называемых «народных милиций» самопровозглашенных ДНР и ЛНР. Сейчас мы не включаем их в наш поименных список потерь, но в целом следим за происходящем в Донецке и Луганске. Чиновники ДНР признали потерю 4 тысяч военных. В ЛНР число погибших не называют, но в сетях упоминается по меньшей мере несколько сотен имен. Получается — потери «народных милиций ДНР и ЛНР» — это по меньшей мере пять тысяч погибших. Также мы не включаем в свои отчеты данные о пропавших без вести». Всего в итоге не вернувшихся с войны пророссийских комбатантов получается свыше 25 тысяч. Если прибавить раненых с коэффициентом 3,5 на одного погибшего — выйдет более 100 тысяч общих потерь. Число, сопоставимое с оценками экспертов США и Еврокомиссии. 

ВВС и «Медиазоне» известно о 166 погибшем из состава ЧВК, 75 из которых были бывшими заключенными. При этом по потерям среди родов войск сегодня лидируют мотострелки, за ними идут ВДВ и добровольческие соединения. Известно примерно о 400 погибших мобилизованных, которых все чаще используют в реальных боевых действиях. Из регионов по числу погибших сейчас лидирует Краснодарский край, на втором месте Дагестан, а за ними идет Бурятия. 

Потери — это не только личные трагедии близких и статистика для исследований. По данным об убитых и раненых можно судить о состоянии армии. К примеру, весной в российских войсках каждый пятый погибший был офицером. Ольга Ившина утверждает, что это связано с необходимостью для российских командиров присутствовать на самом переднем крае и лично руководить боем. Там, где в армии НАТО решение может принять сержант, россиянам требуется лейтенант, а иногда и капитан. При этом с июня потери среди старших офицеров и генералов сократились. Корреспондент ВВС связывает это с удалением российских штабов от линии фронта.