Леонид Володарский любил рассказывать историю о первом «Терминаторе»: по его словам, для советского пиратского проката ленту буквально украли с монтажного стола в Голливуде. «[Смонтирован] — и на видеокассете привезен сюда. Это был дикий скандал». Шел 1984 год, заря советского видеопиратства. Тогда кражей, дубляжом, перезаписью и распространением копий занимались авантюристы:
«…Эпоху видеопиратства можно поделить на два периода. До 1991 года этим занимались одиночки, которые заработали большие деньги и вложили их в покупку видеомагнитофонов. Ни в одной квартире [тогда] я не видел больше шести видеомагнитофонов [для перезаписи]. А вот после 1991 года появились студии: там стояло по 200 видеомагнитофонов, и уже была налажена система доставки новых фильмов».
Володарский начинал работать как переводчик на закрытых сеансах: не для политического руководства СССР, впрочем, но для «серьезных» людей: «…госучреждения, которые имели достаточно мощных руководителей, для своих сотрудников и начальства заказывали в так называемом особом отделе Госкино фильмы для просмотра. Люди мощные могли заказать “Крестного отца”, люди менее мощные заказывали фильмы, которые через полгода выходили в прокат».
Первое уголовное дело, связанное с видео, было в мае 1980 года: Володарского вызвали в КГБ и с тех пор вызывали неоднократно. «Опять же, пытались испугать… Всё сводится к одному — боишься ты или нет. Если ты знаешь, что происходит, и отдаешь себе в этом отчет, бояться нечего. Рассказы о произволе частично верные, но, чтобы начать человека ломать всерьез, нужно было получить санкцию на самом верху, а ее [тогда] давали в редчайших случаях».
В КГБ, по словам Володарского, быстро поняли, что видеопиратство — не идеологическая диверсия, а заработок, и потому «спихнули» дело на полицию и ОБХСС.
«Я всем задавал один и тот же вопрос: переводить мне можно или нет? Они не знали. А раз статьи в Уголовном кодексе не было, значит, можно было делать».
А вот уже в 1990-х начался настоящий «золотой век» пиратства. Существовал видеорынок на «Горбушке», туда «приезжали люди из Новосибирка, из Кемерово, из других городов, и брали всё, наборами, и там тиражировали. Один из людей, кто этим занимался по-крупному, однажды сказал мне: «Неудачные выдались выходные, 37 тысяч долларов всего». По тем временам тысяч за 20–25 можно было купить трехкомнатную квартиру».
Последние годы Володарский любил повторять, что интернет покончил с профессиональным пиратством. Без прибыли, с его точки зрения, нелегальное распространение и оформление (перевод и дубляж) смысла не имеют: всё равно всё мгновенно окажется в интернете. В этом смысле «пиратство» превратилось в образ жизни — часть цифровой экосистемы, где можно либо найти всё, что хочется, быстро и за деньги, либо чуть медленнее, в худшем качестве и с легким риском подцепить вирус, но зато абсолютно бесплатно.
Что ж, современная Российская Федерация продемонстрировала Володарскому ошибочность его точки зрения. После ухода крупных голливудских компаний российские кинозрители вернулись фактически во времена каперства. Буквально на следующий день после смерти легендарного пиратского переводчика в Тюмени в кинотеатре под открытым небом начали показывать «Барби» — так называемую «экранку», то есть копию, записанную вживую с показа нормальной версии в кинотеатре.
На «экранке» был плохой многоголосый перевод и реклама букмекерской конторы. Несмотря на то, что цифровой релиз «Барби» состоится всего через несколько недель и любой не брезгающий нарушением авторских прав пользователь сможет скачать качественную версию в интернете, зрители не стали ждать и раскупили билеты именно на широкоэкранный показ.
Рекорды, которые побили этим летом «Барби» и «Оппенгеймер», в целом вернули индустрии надежду на кинотеатры. Правы оказались те, кто во время ковида призывал не хоронить «большой экран». Стриминг-платформы вошли в кризис, а режиссеры-творцы вроде Скорсезе, Копполы и Иньярриту радуются тому, как сбываются их прогнозы.
Совместный просмотр картины в темном зале и на большом экране действительно создает особый эффект: рядовое заполнение пустот свободного времени превращается в событие жизни, в некий жест, общее с другими, пусть и незнакомыми людьми, переживание, то есть в жизненный опыт.
И становится понятна народная глубокая, искренняя любовь к Леониду Володарскому. Не к нему одному, конечно: для моего поколения (которое родилось уже в 1990-х и не застало пиратских видеосалонов, да и «Горбушка» была уже совсем «не той») слегка смешались в сознании культовые фрагменты переводов Володарского с фрагментами переводов других синхронистов той эпохи.
«Киборг-убийца» и «Радиоактивные люди», к примеру, это Володарский, а вот «Ублюдок, мать твою» — это Андрей Гаврилов, а «Дай мне машину, б…, “Тойоту”, б…, “Мустанг”, б…» — Алексей Михалёв. Многие из тех, кто стал тогда кинофанатом, предпочитали как раз их переводы: например, один известный кинокритик в разговоре со мной поделился, что «смотреть фильм в переводе Михалёва и тот же фильм в другом переводе — это два разных фильма, один великий, другой — дерьмище».
С перспективы сегодняшнего дня их голоса и наигранный китч-артистизм чем-то даже похожи. Неудивительно, что весь этот ностальгический пласт спустя столько лет у некоторых смешивается в один-единственный образ «человека-с-прищепкой-на-носу». Но даже сейчас и даже на тех, кто физически не может испытывать ностальгию по реальной перестройке и реальным 1990-м, эти пиратские переводы обладают сильным влиянием.
Дело не в том, что они кажутся смешными и нелепыми: для того чтобы завоевать аудиторию, состоящую из тех, кто никогда не ходил в подпольные видеосалоны, а пиратству учился в твиттере, этого недостаточно. Настоящее впечатление они производят своей творческой разнузданностью. Ведь сегодня, несмотря на всю критику от того же Володарского в адрес низкого качества нынешних переводов, проблема с переводами ровно в обратном: в слишком высокой профессиональности. Переводят не одиночки, которым за ночь нужно придумать броское название, и не синхронисты, не слышащие запятой и потому переводящие “Would you like some, honey?” как «Не хочешь мёда?». Переводят зажатые в корпоративных тисках клерки, и переводят в полном соответствии со словарем, заказами и фокус-группами.
Современный дубляж не добавит культурного смысла: в отличие от тех, старых переводов, которые не случайно на «торрентах» предлагаются отдельными аудиодорожками. Эти старые переводы — своеобразные экскурсии в прошлое:
в то прошлое, где пиратство открывало людям мир и одновременно приносило заработок; где это было благородным занятием — разбоем, достойным эпохи «дикого капитализма».
Та эпоха давно ушла.
Сегодняшнее пиратство в России — пародия на открытость глобальному миру, когда крупные кинотеатральные сети маскируют прокат украденных или скачанных в интернете копий голливудских фильмов под видом «предсеансового обслуживания», а зампред Совбеза РФ и юрист по образованию Дмитрий Медведев призывает игнорировать понятие «интеллектуальной собственности».
Воистину всё, чего они касаются, обращается в прах. Теперь потянулись к видеопиратству — всё пытаются стянуть с него имидж «джентльменского разбоя». Переводы Леонида Володарского нужны, чтобы этого не допустить.
