Потеря лица

Чтобы понять, что хочет донести Face в своем новом рэп-высказывании длиной 22 минуты 35 секунд, альбом нужно послушать трижды. Иначе этот набор треков вас обманет. После первого прослушивания вам будет казаться, что это были самые бессмысленные 22 минуты 35 секунд в вашей жизни. После второго (особенно если параллельно посмотреть, как в ютубе, фигурально выражаясь, плюются от каждого трека специалисты по записи реакций на новые премьеры) — наоборот, что у вас были только что самые эмоциональные мгновения за всё то время, которое в вашей жизни занимает музыка. И только третий заход дает четкое представление о главной идее всего альбома.

«Ничего хорошего» — первый полноценный альбом Дрёмина после того, как он уехал из России в 2022 году. Будучи ранее самым, пожалуй, китчевым рэпером страны и читая на концертах про то, как он «роняет Запад» и «едет в магазин», Face начал мигрировать в сторону оппозиционности еще в 2019 году: чего только стоит его трек «Лабиринт». В 2022-м категорически не принял полномасштабную войну России и Украины, дал как минимум одно откровенное интервью об этом, стал «иноагентом» и разорвал связи с Россией, прекратив в том числе отношения с музыкальными платформами. При этом от Дрёмина, учитывая его явно антивоенный настрой, всё-таки ждали еще и некоторого творческого высказывания. 

Структурно восемь треков представляют собой рефлексию лирического героя Дрёмина (то есть, по факту, его самого), который был вынужден оставить свой дом и теперь предъявляет своей стране весьма серьезные претензии по этому поводу. Но не только ей, а еще и всему обществу («Мы … [потеряли — здесь и далее автор текста заменяет мат, которого в треках по-прежнему в избытке] страну, хотя мы ей не владели, так что я не грущу», трек «Твоя страна»). Это речитатив крайне обиженного и душевно израненного человека, который пытается себя убедить, что, уехав, он возвысился над остальными — как в треке «Пробел»:

Я тоже пил когда-то самый дешёвый дюшес.
Теперь мои амбиции не меньше Пер-Лашез.
Я в Париже, миллион за отель в месяц,
Иду в Стамбуле высоко по огромной лестнице.

Спасибо мне, я создал сам свою картину мира.
«Ты где? Как дела?» — я уже на улицах Рима.
Из крестьян, но выбрал сам судьбу аристократа.
Ты выбрал сам себе судьбу раба для автократа.

России как стране Face говорит прямым текстом, что она «… [сошла с ума] … [черт возьми]». Но даже при этом Дрёмин осознает тоску — и от отъезда, и от невозможности что-то сделать, чтобы всё стало хоть капельку лучше. А еще Face обещает, что обязательно вернется, потому что он «человек-Россия»:

Пропаду, но я вернусь,
Когда мне надо будет снова умереть,
Ведь я человек-Россия.
Пропаду, но я вернусь, ведь я себя насилую.
Пропаду, но я вернусь, ведь я перед тобой бессилен.

Вообще, треки вполне легко укладываются в классическое «Отрицание — гнев — торг — депрессия — принятие», но вряд ли это именно так и задумывалось. «Ничего хорошего» больше похож на бормотание в трубку мужчины, который в приступе злобы (ну или по пьяни) звонит своей бывшей. А вот видала, как у меня всё теперь замечательно? А ты как была дура, так и осталась! Может, начнем всё сначала?

С точки зрения интимности жанра и силы высказывания в очерченных рамках «Ничего хорошего» сделан как раз-таки ничего, можно даже сказать — очень хорошо. Но в этом и проблема всего альбома: возникает простой вопрос — зачем? Зачем это слушать? Понятно, что речь идет о политическом, хоть и личном высказывании, однако беда в том, что таких высказываний было уже не одно и не два (разве что Face оказался самым резким). Что Oxxxymiron, что Влади из «Касты», что «Ногу свело!» — это всё композиции о том ужасе, в котором оказались страна и люди. Только спустя полтора года после начала полномасштабного вторжения рефлексии уже мало. Хочется какого-то конструктива: окей, все плохие, и все несчастные (в случае с альбомом Дрёмина плохие — вообще все) — делать-то что будем?

И вот тут каждый артист упирается в ментальный тупик. Чтобы описать свою психотравму, требуется определенная смелость. Но вот чтобы предложить выход из нее, причем не только для себя, но и для других, — тут нужно в каком-то смысле встать над ситуацией. Ну и та же смелость всё ещё нужна: понятно, что менять ситуацию внутри страны дипломатическим путем уже почти невозможно, но произнести это, найти под эту строчку рифму — уже огромный барьер даже для уехавших (не говоря про тех, кто остался).

Надо сказать, что во всем альбоме «Ничего хорошего» как раз есть ровно одна строчка, которая описывает один из силовых сценариев будущего — и с ним герой Дрёмина вроде бы согласен: «Я вернусь в Россию, чтобы кинуть в Кремль “Молотов”» (трек «Занят»). 

Перед слушателем лишь ответ на пассивность самого российского общества. Метать «Молотов» в Кремль герой альбома будет не для смены власти, а чтобы показать: вы, слабаки, этого не можете, а я могу. В сюжетной логике «Ничего хорошего» это как раз не политический жест, а жест настоящих пацанов, которые «включая меня, носили ножи». Кроме того, это жест человека, который обдумывает, что делать дальше, но делает это в Венеции — потому что может в отличие от обычного сдавшегося россиянина. Неспроста же герой Face задаёт этому коллективному обывателю вопрос: «Что ты видел в жизни, кроме своего сарая?»

Но вот какая ситуация: посыпание своей головы пеплом, а остальных голов — другой субстанцией, — это всё еще популярно, только уже слегка утомительно. Правда, взамен предложить нечего. В интервью Илье Азару на сайте «Новой-Европа» лидер «Ногу свело!» Максим Покровский говорил о том, что творческая антивоенная деятельность конечна: «Война не закончилась, но поймите, пожалуйста, я не по контракту песни пишу. Их, господи прости, душа пишет! Понимаете? И если война не закончилась, это не означает, что война является источником вдохновения. То, что война не закончилась, не означает, что я буду и дальше писать антивоенные песни. Равно как и не означает, что я отказался от своих слов и высказываний. Нет, я не отказался и не собираюсь от них отказываться. Это и есть выход из игры. Но это не означает и того, что я [просто] поигрался в антивоенную деятельность. Это своего рода выход из этого состояния. И я сам себе должен его». Так, кажется, выглядит честное признание: если сказать больше того, что уже сказано всеми, невозможно, в какой-то момент нужно остановиться. Сила антивоенных убеждений и антивоенного влияния на аудиторию от этого не иссякнет. Наоборот, молчание после того, как всё сказано, будет куда более красноречивым (только не надо его путать с молчанием тех, кто вообще ничего не сказал начиная с 24 февраля).

Собственно, эта рефлексия собственных ощущений, в которой как в тумане бродят уехавшие антивоенные артисты (и не только они: львиная доля экспертных и публичных интервью из «эмиграции» похожи друг на друга порой до степени неотличимости), свойственна и противоположному лагерю. Просто многие пропагандисты войны свою психотравму скрывают под агрессией (ну и прилично запивают), но механика точно такая же: ничего, кроме вопля, что нужно разбомбить Балтию и умереть за страну, эти люди предложить не могут. Разница разве только в том, что публичные «агрессоры» тоскуют, что их не признают своими чужие, а уехавшие тоскуют, что их чужими признали свои. 

В остальном это всё те же поезда «Россия, устремленная в будущее» с кольцевой линии Московского метрополитена (помните этот мем?). Пассажиры в него, может, и садятся на разных перронах, но едут строго по одному и тому же замкнутому кругу. И треки из альбома Face можно включать прямо через громкоговоритель — вместо названия станций: «Смерть», «Твоя страна», «Крест», «Пробел». Поезд по кольцу, идущий в никуда.