Слова пацанов

«Я гэнгста! Я гэнгста», — орет 15-летний парень в камеру, перекрикивая свою мать. Та, в свою очередь, ругает главную моралистку русской музыки Екатерину Мизулину и предлагает ей отстать от музыкантов и сходить к психотерапевту.

«Гэнгсту» зовут Гога Меладзе, он же Baby Melo. Один из его главных хитов «Капитал» начинается с фразы «Бля, мужик, мы ж тебя убьем нахуй, я тебе говорю». В другом его большом хите Who is Melo? повторяется строчка: «Он кричал нам: “Фарту масти”, но сам понятийный [гомосексуал]», — имеется в виду, что визави героя по понятиям на зоне не вор, а «опущенный». Что за время? «Время ебнуть человека», отвечает нам Melo в другом бэнгере. Злая и прилипчивая строчка повторяется 42 раза.

«Воровал и буду воровать». Baby Melo и агрессивный пацанский рэп

Melo давно привлек внимание Мизулиной своей пропагандой криминального образа жизни — не по возрасту дерзкий, выкрикивающий и плюющийся строчками в микрофон, он орал так, что услышал бы кто угодно. Вот Мизулина и отреагировала. «Baby Melо и его дружки (Hood Rich Luka, Молодой Калуга, Xzol и другие) — самая настоящая подростковая банда. Пропагандируют наркотики, разжигают межнациональную рознь и оскорбляют русских и славян в целом, демонстрируют оружие в соцсетях, стреляют прямо в квартире и снимают на видео, лихачат без прав», — жаловалась Мизулина-младшая в своем телеграм-канале.

А ролик с Меладзе и его матерью снят около спецприемника для несовершеннолетних — туда рэпера увезли с концерта якобы за нецензурщину.

Гога Меладзе — мальчик из хорошей семьи с достатком. Его отец утверждает, что сын занимался в театральной студии, хорошо вжился в роль рэпера. Но даже если это и образ (источники автора текста данную теорию подтверждают), то очень привлекательный. Меладзе увозили из переполненного петербургского «Гигант Холла». На «Яндекс Музыке» — больше 300 тысяч слушателей за последний месяц. До топов вроде Оксимирона или группы «Каспийский груз» ему далеко, но, кажется, это лишь начало, а проблемы с законом только добавят Гоге популярности.

И это отличный повод поговорить о том, как в 2023 году русскоязычный хип-хоп — да и поп-музыка в целом — снова стал, с одной стороны, уличным, агрессивным и пацанским, с другой — задушевным и держащимся корней. Ну, то есть слился с шансоном. Настолько, что даже Моргенштерн решил поиграть с истинно русским жанром (неудачно).

Baby Melo — далеко не первый, кто «жизнь вопреки закону» возвел в своих песнях в абсолют. Русскоязычный рэп, в принципе, никогда особо не был про законопослушность. Только в последнее время об этом стали говорить громче и злее. Другой герой публикаций Мизулиной — Scally Milano — был одним из лучших в жанре скам-рэпа, грубейшего хип-хопа о том, как обманывать лохов. Один из его лучших треков назывался «159» — в честь статьи УК РФ за мошенничество. Скалли не стеснялся рассказывать, как обманывал на деньги продюсеров, и объяснять прямо в треках про создание PayPal’а для вывода «наскамленного».

2023-й стал годом подъема агрессивного уличного рэпа. Помимо Baby Melo это, к примеру, Молодой Калуга (он же Михаил Калугин, «Должен заработать больше, чем вчера, — это гонка», — провозглашает он в своем хите Jeep) или объединение «52». Или исполнитель Icegergert: в его самом известном клипе ребенок ходит в худи «КГБ», а сам он орет: «Воровал, ворую и буду воровать. Буду воровать, буду-буду воровать!» — качает, руки сами тянутся к бейсбольной бите. Грязи стало очень много. 

Дело в войне и общем ожесточении? Отчасти. Пока 15-летний Baby Melo кричит, что сейчас «время ебнуть человека», другой 15-летний — Адам Кадыров — делает это в реальности.

С другой стороны, всё это довольно органично и могло произойти без войны. Русскоязычный рэп оказался в застое еще пять лет назад. В нем накопилось немало грубой, неприятной энергии. Она нашла себе выход, когда дорожка расчистилась: прошлые звезды или уехали, или замолчали, или скурвились. Вот и полезли на сцену те, кто лезет в карман не за словом, а за глоком.

Шансонизация рэпа шла и с другой стороны — более лиричной и близкой к традиционному формату. Причем случилось это еще до войны. А причиной, кажется, стал кризис в традиционном шансоне.

«Своих ребят я молодыми вспоминал». «Каспийский груз», Гио Пика и пост-постшансон

Русскоязычный шансон в последние годы завис в развитии — люди на профильных премиях не менялись годами, радиоэфир не радовал новыми именами. От Стаса Михайлова до Елены Ваенги, от Михаила Бублика до Любови Успенской — всё те же на манеже. Эстетика жанра казалась многим маргинальной. Редкие заигрывания поп- и инди-артистов ситуацию не меняли. Всё изменилось, когда за шансон взялись рэп-музыканты.

Наверное, самыми яркими были и остаются бакинцы «Каспийский груз». Они элегантно и красиво описывали жизнь блатных все последние десять лет — и делали это настолько лихо, что собирали респекты и критиков, и коллег по сцене вроде Оксимирона. Их строчки вроде «А ты смотрела передачу “Давай поженимся”? Так вот давай поженимся» — навсегда в числе главных цитат рэпа на русском. Но они были одними из немногих — сейчас уже нет.

Когда русский рэп окончательно обуржуазился в конце 2010-х, «Груз» временно распался, чтобы вернуться с мощнейшим мини-альбомом «Осторожно, окрашено» в начале 2023 года. Там они продолжали плести из едких рифм и строчек историю жизни той части поколения нулевых-десятых, которой не досталось вкусностей на празднике жизни и которые «нужны только прокуратуре и военкомату». Главный номер альбома — «На белом» — дуэт с другим рэпером-шансонье Гио Пикой, ремейк старого хита группы «Сладкий сон» «На белом покрывале января», вышедшего в 1990 году. Спустя 33 года эти строчки снова в хит-парадах.

Что такое «На белом»? Брутто и Весъ произносят исполненную фатализма речь о судьбе тех самых «гэнгста» («В детстве мелом некрасиво рисовал людей / Ща рисовать легче, обводить сложней»), а Гио Пика истошно поет «На белом-белом покрывале января своих ребят я молодыми вспоминал». По силе эмоционального накала «На белом» — это одновременно и лучшие песни Круга, и великая «Братва, не стреляйте друг в друга» Евгения Кемеровского. «На белом» — это история про жизнь как одну большую белую дорожку к смерти и вечный непокой. 

Интересна тут и фигура Гио Пики. Как и участники «Каспийского груза», этот музыкант грузинского происхождения, живший в Сыктывкаре, не имел прямого отношения к криминалу, но блатная культура была достаточно близко, чтобы ее можно было впитать и вылить на широкую публику, — лучше всего о биографии музыканта рассказывает вот этот выпуск «Вписки»: посмотрите, тут комментировать — только портить.

Гио Пика прославился песней про «Черный дельфин», колонию для пожизненно осужденных, где «нет звонка второго — вестника свободы». Портрет исправительного учреждения получился не менее ярким, чем описание подобных мест в «Медиазоне» или отчетах «Руси Сидящей».

Самый кайф для публики случился, когда «Фонтанчик с дельфинчиком» ремикшировал казахстанский продюсер Imanbek. Лауреат «Грэмми» превратил песню в ультимативный дискотечный хит. Привел пацана на танцпол — и его оттуда уже не выгонишь. Где танцы быстрые, там и танцы медленные — дуэт Гио Пики и Кравца «Где прошла ты» не вылезает из чартов больше года. И это чистой воды стасмихайловский шансон, только озвученный не дешевым синтезатором, а вполне себе злободневным хип-хоп-саундом. Не устоишь.

«Пошел по комнате дымок». Цыба-Цыпер и шансон на танцполе

В этом году пацан снова на танцполе. Главный хит января — песня «Дымок» Игоря Цыбы. Или Ицыка Цыпера. Хриплый лысый мужичок, одетый, как любой хриплый лысый мужичок в вашем подъезде, поет о том, как дымок пошел по комнате, окутал потолок и ему хорошо. Всё это спето (и сыграно, о чем ниже) так легко, что хорошо становится всем.

Дымок, понятное дело, не совсем легальный, но вставляет не по-детски — «Дымок» в чартах обогнал и «Пыялу» Аигел, и вечную Анну Асти. Кто такой Цыпер — непонятно. «Он то ли с Одессы, то ли с Казахстана, то ли с Петербурга. То ли благополучно женат, то ли сидевший со стажем. То ли в деревне живет, то ли нет», — пишет исследовательница русского шансона Наташа Хомякова.

Но главное достоинство «Дымка» — аранжировка. Вместо классического синтезаторно-трехаккордного шансона — элегантный хаус. Остальные хиты Цыбы (или Цыпера) примерно такие же — хриплые куплеты типа «Здесь нету Зинки, на сердце льдинки» поверх то хауса, то вполне себе современного хип-хопа.

Наверное, так же лихо с шансоном в прошлом обходился Иван Кучин, который на «Царе-батюшке» мешал жанр с трип-хопом. А сейчас это стало общим местом. Цыба (или Цыпер) действует (или действуют — мы действительно не знаем, кто стоит за проектом) по тому же методу, что и Гио Пика, и исполнитель под псевдонимом TrueТень, и герои ютуб-канала Black Tbilisi (пять миллионов человек слушают «кайфовую блатную музыку», как в свое время кальян-рэп). Берем консервативный жанр, извечные темы и нанизываем их на актуальный саунд — нравится и тебе, и твоему бате.

«Я взрываю за всех, кого нет с нами». Macan и новые старые традиционные ценности

Чуть аккуратнее с точки зрения аранжировок, но не менее лихо с точки зрения чартовых успехов действует Macan. Андрей Косолапов, сын режиссера социальных фильмов Кирилла Косолапова, под мягкий лиричный хип-хоп читает про родных пацанов, однолюбство и традиционные ценности. Но главные герои тут — дороги и то, что по ним ездит: 

У Macan’а любопытный инстаграм. Там он фотографируется на фоне машин, пестрит пацанскими цитатами и признается в любви к богу. Если злобный рэп — это маргинальная форма нового шансона, если песни типа «Дымка» — это задушевный разговор на дорожку, то Macan — это в чистом виде Стас Михайлов. Такой же немногословный, скромно одетый и верящий в бога, дорогу и любимую женщину. Новый солидный госпоп для солидных господ. Год назад, когда я писал про Macan’а, я называл его более перспективной версией Шамана — так в итоге и оказалось. Пока исполнитель песни «Я русский» нажимает «ядерные кнопки» и становится героем мемов, Macan без лишних слов рвет чарты и собирает полные залы. Умный кремлевский пиарщик давно бы затащил его на Красную площадь.

И «Дымок», и «На белом», и хиты Macan’а появились после начала войны — но стала ли она триггером для их рождения? И да, и нет. С одной стороны, поляна действительно расчищена, число запретных тем растет, а в песнях большинства новых героев чартов нет ничего предосудительного — ну или они извинятся и исправятся, как Scally Milano.

С другой стороны, запрос на такую музыку был и до войны. Как писал еще в январе 2022 года рэп-критик Даня Порнорэп, в России «предпочитают спирт, по возможности, в чистом виде, без переплаты за пластмассовых осетров. Всё тот же контент про тюрьму, тяжелую русскую долю и могильные оградки в Барнауле любят не меньше, чем в Бирмингеме», а шансон — одна из немногих «действительно самобытных саунд-традиций», которые у нас есть. Как латвийские шлягеры или балканский турбофолк, шансон не просто музыка, а стиль жизни, та самая жиза, которая никогда никуда не уходила. Хтонь с района просачивалась в паблик то в падик-рэпе, то в любви к панелькам.

А среднестатистическому постсоветскому слушателю нужны были люди, которые говорят с ним о том, что у них всех болит. Я тут не просто так говорю именно про «постсоветского». Всё-таки «Каспийский груз» из Баку, Гио Пика имеет грузинские корни, а самым перспективным шансон-проектом до войны была украинская «Коррупция» Миши Крупина. Теперь он поет на украинском. 

А слушатели и слушательницы неошансона ищут смысл жизни. И находят они его в не совсем легальном заработке, ультранасилии, силовом маскулинном доминировании, бесконечной дороге, красивых машинах и стремлении организовать традиционную гетеросексуальную семью.

Что в этом хорошего?

Неошансон начала 2020-х — это ответ на давно сформировавшийся запрос: хочется чего-то максимально традиционного по ценностям, но чтобы оно отличалось по звуку от того, что любили родители, но и не сильно их раздражало. Неошансон в 2024 году куда больше работает на любое народное единство, чем любые официальные мероприятия по этому поводу.

Вы скажете: ну что в этом хорошего? В России на фоне войны изо всех щелей без всякого участия власти лезет традиционалистская агрессивная маскулинная музыка.

Во-первых, в том и дело, что без всякого участия власти. Шансон как жанр всегда был за пределами закона и уголовный кодекс не признавал. Вера в бога не предполагала веру в правителя. Кажется, самый главный тренд российской поп-музыки в этом году существует помимо власти. И та ничего с ним сделать не сможет.

Во-вторых, неошансон — в какой-то мере тоже запрос на новые имена. Людям не нужен Стас Михайлов. Пусть его заменит хоть Macan с таким же экстерьером — но это будет другой человек. Людям хочется перемен. И покоя после них. В конце концов, и песни «Каспийского груза» сводятся к тому, что хорошо бы завязать с блатной жизнью и насладиться годами, что бог оставил тебе.

Наконец, неошансон показывает в лучшей форме главный песенный и культурный продукт большой России. Можно сколько угодно маргинализировать эту музыку в умных изданиях, но издания закроют — а музыка останется. Страшно прилипчивая, ладно скроенная — и рассказывающая о нашей стране получше любой социологии.

Все мы немного гэнгста, хватит уже этого стесняться.