Мясная тарелка

Луций (Пол Мескаль) — один из военачальников «последнего свободного города Римской империи» 3 века н. э. — становится свидетелем гибели любимой женщины, лучницы. Их крепость захвачена генералом Акацием (Педро Паскаль), которому готовят в Риме пышный прием по случаю военного триумфа. Полководец не отличается кровожадностью и открыто критикует официальную власть (кабаре-дуэт императоров Геты и Каракаллы) за расточительство, бардак в управлении и огромные военные расходы. Он мечтает жить при правителях, которые захотят строить и созидать, а не разрушать и тратить, и очень скучает в походах по жене Луцилле (Конни Нильсен), дочери Марка Аврелия, которую зрители помнят по первому «Гладиатору».

Тем временем Луций попадает в плен, а потом и во владение одного из римских политиков с африканскими корнями — Макрина (Дензел Вашингтон), который медленно, но верно движется наверх по лестнице власти. Он занимает деньги знати, зарабатывает себе состояние и имя на гладиаторах и придумывает придворные шахматные рокировки. Макрин обещает Луцию, что за неукоснительное следование его приказам гладиатор получит возможность отомстить генералу Акацию, убившему его любимую: «Насилие — это универсальный язык, который понимают все».

Сиквел — это тоже универсальный язык, который понимают все. То ли первый «Гладиатор» всосался в зрительский ДНК, то ли троп об одиноком воине повторили такое бесчисленное количество раз, что ритм второй части считываются интуитивно: никакое событие на экране не может застигнуть врасплох. Что пять раз показали, два раза еще и объяснят. Однако мегаломану Ридли Скотту всегда важно удивлять, и он использует весь свой арсенал. Штурм морской крепости в первой батальной сцене почти покадрово повторяет битвы из «Властелина колец». Монохромная сцена со смертью с косой цитирует бергмановскую «Седьмую печать». Абсурд римской придворной жизни снят сперва в духе «Жития Брайана» группы «Монти Пайтон», а после — «Астерикса и Обеликса против Цезаря». Дрэг-макияжу мужской половины римской знати может позавидовать «Шоу ужасов Рокки Хоррора», а фонтану из лобстеров — Сальвадор Дали. 

Что действительно изменилось за 20 с лишним лет, прошедших с первой части, — так это техническая возможность присобачить к латам, мечам и колесницам безграничное количество компьютерных сущностей и мощностей.

Чего совершенно нет в «Гладиаторе 2», так это героической харизмы. И за добро, и за зло играют реплики «два по цене одного». Хоакин Феникс царствовал в кадре в свои 25 лет, его преемники во второй части играют хуже макаки на поводке: цирковое шоу Геты и Каракаллы — откуда-то из скетчей Saturday Night Live и псевдоисторических комедий Мела Брукса. Вместо одного Максимуса — аж два благородных мужа, и это расщепление тоже идет фильму во вред: Мескаль и Паскаль могут отлично выглядеть в белых костюмах в парной фотосессии Entertainment Weekly, но внутри сценария постоянно пихают друг друга. Сколько ни говори «сахар», во рту слаще не станет. Сколько ни повторяй «ярость», в гнев плюшевого Мескаля невозможно поверить. А Паскаль просто «слишком старый для этого дерьма».

Единственная новая фигура, которая способна перенести «Гладиатора 2» из фансервиса в категорию большого кино, — Макрин в исполнении Дензела Вашингтона. Как и в случае с «Макбетом» Итана Коэна, актерская «инородность» Вашингтона в условностях Древнего Рима дает ему шанс воплотить внеисторический, обаятельный и очень узнаваемый типаж. Сделавшего себя самостоятельно, сильного и остроумного человека, знающего что почем, чувствующего слабые места других и сочащегося предприимчивым жизнелюбием. Известный любовью к хорошей литературе и красивым нарядам (о чем сообщают летописцы античности), витальный Макрин — эмоциональный стержень «Гладиатора 2», при том, что Паскаль-Мескаль вместе с Нильсен занимают почти все экранное время. «Какой твой родной язык? Я знаю все!» — на этом моменте хочется поднять лапки, сдаться актерскому обаянию Вашингтона и согласиться на все авторские допущения, лишь бы режиссер оттянул его ожидаемую (и исторически неверную) развязку.

Понятен соблазн Ридли Скотта вернуться к одному из любимых проектов в карьере с новыми технологиями. Как и желание легенды Голливуда в 85 лет снимать за миллионы что угодно, чхать на всех, посылать кинокритиков нахер и ненавидеть лохов-зрителей со смартфонами. Но время архетипа гладиатора ушло. 

Линейность, которая была к лицу блокбастеру с Расселом Кроу, кажется, не подлежит копированию: в ряженых голливудских звезд с айфон-фэйсами (которые со съемок бегут давать интервью в белых пиджаках) верится не больше, чем в акул в Колизее. Ближе к концу «Гладиатор 2» разоблачает сам себя: среди латинских имен и названий над могилой Максимуса в камне на английском (!!!) языке высечено: «Дела при жизни отзываются в вечности». После того, как посмотрите скоттовскую мясорубку, смело включайте «Монти Пайтон и Священный Грааль»: вместо гладиаторов — псевдорыцари, бюджет — в 300 раз меньше, а степень комизма одинаковая.