«Победим — отлакируют»

Три столпа новой истории

При всеядности и сумбурности российской исторической политики в ней тем не менее присутствуют определенные доминанты.

Первая: ключевую роль продолжают играть «культ Победы» и привычка моделировать текущую войну по его лекалам. Логически абсурдно, зато порождает у новых фронтовиков надежды, что к ним будут относиться как к ветеранам той войны (забывая, что реальность отличалась от слов чиновников).

Последовательное описание агрессии как повторения Великой Отечественной, воображаемой как абсолютно справедливой и оборонительной, в перспективе нанесет сокрушительной удар по всей мемориальной культуре в целом. Без убедительной победы на фронте конструкция рушится вне зависимости от разделяемых установок: «Мы были освободителями, но оказались агрессорами», «Мы победили нацизм тогда, а сейчас не смогли». С другой стороны, это создает потенциально благоприятные условия для стимулирования разговора о внешней политике, насилии и праве государства распоряжаться жизнями граждан.

Вторая: государствоцентризм смещается в сторону имперскости (право на захват территорий и организации чужой жизни по своему разумению) и русского национализма. Причем крен намечается скорее в последнюю сторону. С ним все чаще заигрывает Путин, «защита русских» — один из ключевых тезисов у Z-радикалов, некоторые идут даже дальше по пути обсуждения практик де-украинизации «освобождаемого» населения, предлагая рецепты этнических чисток.

На теме построения «русской империи» активно играет Константин Малофеев, его «Царьград» и некоторые структуры, близкие к РПЦ. Здесь не только сама война, но и эксплуатация страхов перед миграцией и демографическим кризисом. Примечательно и развитие под контролем государства сети «русских общин» — низовых структур националистов, которые на местах и по понятиям пытаются решать «проблемы русских» (как правило, речь идет о «притеснениях» со стороны мигрантов-мусульман). Однако последовательного запроса на некую «русскую идеологию» у путинского государства нет, да и откуда ему взяться, если «русский» по-прежнему осмысляется не столько как носитель определенной культурной идентичности, а как прилагательное к власти и ее институтам.

Третья: прославление побед сочетается с формированием у граждан сознания жертвы. Россияне всегда испытывали на себе несправедливость, а потому надеяться могут только на государство, каким бы плохим оно ни было. Помимо общей риторики «русофобии» и «внешних врагов» обозначились два общих «места памяти», претендующих на символическое закрепление этой идеи.

Одно восходит к истории Второй мировой войны и заключается в масштабной коммеморации «геноцида советского народа» (об этом мы писали здесь). Второе связано с событиями необъявленной войны 2014–2021 годов. На первый план вышли две темы: убитые дети Донбасса и пожар в Доме профсоюзов в Одессе 2 мая 2014 года. Однако речь идет скорее о пропагандистском дискурсе, нежели о более стабильных практиках закрепления этих событий в мемориальном пространстве.

Чекисты за своих: у репрессий нет исполнителей

Под удар быстро попала память о советских репрессиях. В 2022 году закрыли международный «Мемориал». В октябре 2023-го установили бюст Сталину в музее Медном под Тверью, увековечивающем память о расстрелянных по его решению польских военнопленных в 1940 году. Незадолго до этого вышли «единые учебники» истории Мединского, убеждающие школьника в том, что советские политические репрессии не были масштабными, а их организаторы преследовали значимые цели и имели веские основания для притеснений граждан. То есть цель оправдывает средства, если ее ставит большой начальник.

В 2024 году эта тенденция продолжилась. С катынским ревизионизмом власти заигрывали и ранее, но в апреле уходящего года впервые Российское военно-историческое общество (возглавляемое помощником президента Мединским) с подачи ФСБ официально повторило «аргументы» отрицателей, заявляющих, будто НКВД не расстреливал в 1940 году польских военнопленных.

Вслед за этим в июне 2024-го правительство РФ внесло изменения в Концепцию государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий, убрав из нее упоминание их массовости и недопустимость оправдания, а также всю конкретику, позволяющую понять, кто же был преступником. В сентябре генпрокурор Игорь Краснов опубликовал проект приказа о недопустимости реабилитации тех, кто причастен к массовым преступлениям (де-факто: тех, кого можно обвинить в коллаборационизме в годы Второй мировой). Впрочем, ревизия отдельных дел началась еще в начале десятилетия.

Ключевая атака пошла на узловые места памяти и публичные мероприятия с участием дипломатических представителей «враждебных» государств.

Так, когда 20 июля представители «Мемориала» и генконсул Польши приехали на Левашовское кладбище под Санкт-Петербургом почтить память польских солдат, общественники из «Волонтерской роты» устроили провокацию, которая завершилась потасовкой. Спустя несколько недель казаки и ветераны попытались сорвать ежегодные памятные мероприятия в Сандармохе. С середины ноября перестал функционировать московский Музей ГУЛАГа, формально — из-за нарушений пожарной безопасности. В начале декабря глава Совета по правам человека Валерий Фадеев призвал перенести с Лубянки Соловецкий камень.

Нельзя сказать, что власти в полной мере запретили память о репрессиях. Нет, если это тихая коммеморация, обращенная к только к жертвам, но без критики преступника, — можно. Никто не будет, конечно, мешать тому же Кадырову осуждать Сталина за депортацию чеченцев в 1944 году. Или же препятствовать РПЦ говорить об убитых священниках, а также проводить памятные панихиды. Например, еще в 2023 году под Тулой Тесницкий расстрельный полигон был признан объектом культурного наследия регионального значения. Священники и монахи здесь являются одной из ключевых групп жертв. В 2024-м в Усолье (Пермский край) и Шуе (Ивановская область) установили памятники в честь священников, погибших в годы красного террора. Более того, в Нижневартовске открыли полноценный памятник жертвам политических репрессий.

Старые игроки на историческом рынке

Говоря об исторической политике в России, всегда нужно помнить: она не только про смыслы или идеологию, но и про бюрократию, живущую собственными интересами. Центральное место занимают соображения контроля, власти и денег. 

Российское историческое общество (РИО) с Фондом «История Отечества» окучивают научное историческое сообщество и по-прежнему всячески пытаются показать, что занимаются прежде всего историческим просвещением. В конце 2022 года РИО занялось созданием единой программы для преподавания истории Отечества в вузах на неисторических специальностях, а летом 2024 года вышел «базовый» учебник под редакцией директора Института российской истории РАН Юрия Петрова.

Если в 2010-е годы оно также имело отношение к школьному историческому образованию, то с 2022 года это одеяло на себя перетянул помощник президента Владимир Мединский, в активе которого Российское военно-историческое общество (РВИО) и часть Управления общественных проектов администрации президента. Его близкий соратник Николай Овсиенко стал заместителем руководителя сего подразделения.

В 2023 году под руководством Мединского были написаны «единые учебники» истории для 10–11 классов, в этом — вышла уже вся линейка. Майский указ Путина об утверждении основ исторического просвещения усилил институциональные позиции помощника президента, правда, дал мало новых полномочий. Более детальное изучение сего документа указывает, что на повестке дня стоит систематизация учебников региональной истории. Поскольку пока в России регионов много и российская армия пытается увеличить их количество — потенциально это очень выгодный рынок. Судя по новостям с сайта РВИО, в этом направлении ведется активная работа.

В остальном же РВИО продолжает работать в «штатном режиме»: устанавливает или реставрирует всевозможные памятники (героям Второй мировой или другим персонажам), проводит форумы, организует кадетские балы, рисует на фасадах всевозможные граффити, вместе с «Единой Россией» продвигает в кругах чиновников малоизвестную широкой публике книжную серию «Собиратели земли Русской» (от Владимира Святого до Владимира Кровавого), открывает стелы городов трудовой доблести.

Как и ранее, много сил уходит на обслуживание личных интересов председателя. Так, по стране открываются шахматные клубы, сам Мединский запустил на телеканале «Культура» очередной цикл лекций об истории страны, а недавно в личном книжном магазине своей жены «Достоевский» (в охраняемой зоне ФСО около Кремля) под камеры многих СМИ открывал… книжную полку с военными мемуарами.

Новые проекты: Беларусь и геноцид

Если говорить о главных изменениях в институциональной сетке, то их два.

Первое — усиление «исторической» интеграции с Беларусью, которое началось еще в 2021 году. От отдельных мероприятий дело перешло к созданию в начале 2024 года российско-белорусской комиссии историков, которую от России курирует все тот же Мединский. На заседании в мае обсуждалась «синхронизация» учебников истории, а участники отчитывались публикацией книг и учебных пособий. Естественно, тема белорусско-российского сотрудничества этим не ограничивается. Например, в Калининграде установили памятник белорусскому просветителю Франциску Скорине. А близкий к АП фонд «Историческая память», вернее, его руководитель Александр Дюков уже который год продолжает писать исследование, доказывающее, что на самом-то деле белорусский национальный герой Кастусь Калиновский (участник польского восстания 1863–1864 годов) был не белорусским, а польским патриотом.

Поскольку Лукашенко лоялен Путину, белорусам еще не начали объяснять, что «на самом-то деле» они русские. Хотя опыт накоплен, и тот же Дюков осенью этого года в открытую призывал к этническим чисткам украинцев.

Второе — все силы брошены на увековечение «геноцида советского народа» с целью убедить россиян, что они-де в истории самые главные жертвы, а значит, никаких моральных сомнений в собственной (не)правоте быть не может.

Эта тема стала активно развиваться с конца 2019 года (под вывеской «Без срока давности»), и все прежние терминологические сомнения уже отброшены. С 2022 года в школах проводятся тематические уроки под новую дату 19 апреля, а в вузах ввели тематический факультатив. В 2023 году «геноцид» появился в «едином учебнике истории» для школ, а в начале 2024 года Путин открывал масштабный мемориал, установленный в Гатчине.

Заметим и некоторые смысловые изменения. Так, для внутренней публики нацистская оккупация — это геноцид советского народа, в котором растворяется Холокост, однако для внешней — наоборот, еще летом 2023 года Мария Захарова заявила, что теперь понятие «Холокост» надо трактовать не как трагедию евреев, а всех жертв нацизма вместе. В марте 2024-го МИД официально потребовал от Германии признать блокаду Ленинграда «геноцидом советского народа» — странно, что не актом Холокоста.

Более того, в ноябре 2023 года указом Путина было создано уже специальное подразделение, сосредоточенное на этой повестке, — Национальный центр исторической памяти при Президенте (предлагаем аббревиатуру — НацИст). Его возглавила Елена Малышева, которая курировала эту тему в Управлении общественных проектов. Структура есть, бюджеты есть — можно постепенно начинать работать: организовывать семинары, форумы и публичные лекции. В октябре по всей стране провели акции в память «геноцида детей», привязанные к расстрелу 218 воспитанников детского дома в Ейске. 

НацИст также занимается «экспертным» обслуживанием все еще идущих судебных процессов в регионах, когда-то бывших под оккупацией. Поисковое движение России (ПДР), курируемое депутатом Еленой Цунаевой, проводит поисковые мероприятия, затем Следственный комитет заводит уголовное дело, а суд решает по итогам, что здесь был именно геноцид, а не что-то иное.

Однако судебных решений о признании «факта» — уже мало. В феврале 2024 года «Справедливая Россия» предложила ввести уголовное наказание за отрицание «геноцида советского народа», однако дело уперлось в то, что этого понятия нет в законодательстве. Потому был разработан законопроект, который должен фиксировать его, а также создать юридическую основу для увековечения его жертв, включая обязательства региональных и местных властей выделять средства под это дело. Этим как раз и занялись НацИст, Цунаева и ряд других депутатов. Лето и осень ушли на его протаскивание при сопротивлении Счетной палаты. Только в начале декабря Госдума приняла законопроект в первом чтении.

Помимо финансовой стороны здесь есть и другое обстоятельство. ПДР уже пять лет как копает могилы гражданских лиц, хотя по закону поисковики имеют право проводить такие работы только в отношении военных. То есть налицо нарушение законодательства, что в открытую признается в одной из поясняющих записок о том, почему закон о «геноциде» необходимо принять.

«СВО» как историческая реконструкция

В том, как в России увековечивают «СВО», есть внутреннее противоречие: много бронзы — мало смыслов.

Городские и сельские пространства прямо заставляются многочисленными памятниками, мемориальными досками, аллеями, музеями, граффити и билбордами. В массе — это обобщающие образы или местные герои. Дополнительное тематическое разнообразие определяется сюжетами пропаганды: например, памятники летчикам-жертвам американских «Пэтриотов» (как в Стародубе и Клинцах) или «защитникам детей Донбасса» (как в Сочи или в одном тамбовском селе). А в белгородском зоопарке увековечили кенгуру, погибшего при обстрелах.

Общей темой стало подчеркивание участие ветеранов «СВО» в восстановлении памятников Второй мировой. Увязывание обеих войн — очень распространенная практика, а потому не стоит удивляться, что открытие ряда памятников нынешним «героям» приурочили к 9 Мая. В поселке Средний Иркутской области преемственность поколений получила объектно-животный характер в виде памятника фронтовым собакам «Четвероногий герой специальной военной операции и Великой Отечественной войны». В некоторых случаях новые памятники вставлялись в другой контекст — советского / российского участия в локальных войнах (например, в одном из сел Башкирии или в Полярном Мурманской области).

Однако иногда памятники фиксируют не героическое, а скорбное прочтение текущих событий. Историк Сергей Эрлих отмечал: «Мы видим, что скорбные памятники жертвам “СВО” возникли, прежде всего, в небольших населенных пунктах по инициативе родных и близких погибших на средства общественности. Власти же преимущественно занимались тем, что “правильно” интерпретировали скорбь в победном духе». Например, в 2024 году в деревне Пушкино между Ногинском и Электросталью появился мемориал, выполненный в виде проломленной стены, где в окне горит свеча, а под нею — раненый солдат. Схожим образом в Оренбурге на памятнике погибшим на «СВО» крупным шрифтом выбили: «Вернуть бы тех, кого забрали небеса».

Правда, такой подход представляется нам еще более сильным ходом с точки зрения легитимации агрессии, поскольку критическая рефлексия ломается о прямолинейное указание на страдания тех, кто был послан в бой «недрожавшей рукой».

Учитывая значимость темы материнской скорби, мы не можем не отметить и работу с ней через обращение к другим эпохам. Государственно-официальный подход, причем заигрывающий с образами средневековья, воплотился в виде памятника «Благословение матери» в Переславле-Залесском. Сюжетная композиция проста: мать с иконой благословляет сына. Губернатор Ярославской области Михаил Евраев трактовал его на церемонии открытия в милитаристских тонах — как напоминание «о тех, кто внес и продолжает вносить свой вклад в развитие нашей страны и стоит на страже ее рубежей».

В североосетинском же селе Дур-Дура действовало не государство, а местные общественники, и получилось иначе. Памятник погибшим в годы Великой Отечественной войны дополнили скульптурой скорбящей матери: образ этот не новый, однако примечателен здесь локальный контекст — история некоей женщины, которая каждый день приходила к памятному валуну в память о погибшем на фронте сыне.

Память без смысла

Мы наблюдаем беспрецедентный случай масштабной «синхронной коммеморации», где границы между памятью и пропагандой стерты окончательно. Однако мы не можем не обратить внимание и на другую сторону — отсутствие значимых образов. Под конец третьего года Первой мировой вся страна знала про казака Козьму Крючкова и летчика Петра Нестерова. В 1943-м никому не надо было объяснять, кто такие Талалихин или Зоя Космодемьянская. Если в Украине уже в первый год сформировалась, как писала Светлана Еремеева, масштабная традиция публичного поминовения погибших героев, то в России это достояние локальной повестки.

Нельзя сказать, что государство не пытается создать новый «пантеон героев», включая туда Владимира Жогу, Ольгу Качуру, Канамата Боташева, Тимофея Матвеева и еще с десяток имен. Они есть в «учебниках Мединского», их надо знать при сдаче ЕГЭ по истории.

Что бабушка с флагом, что мальчик у танковых колонн — ныне забытые образы первых месяцев полномасштабной агрессии. Относительно известна Дарья Дугина: в ее пользу играет молодость, лицо, известный отец и образ жертвы — но сама из себя она мало что представляет. Еще во второй половине 2010-х годов собственный культ героя формировал Игорь Стрелков, но сейчас он в тюрьме — и фигура, явно неприятная властям. Благодаря убийству взлетел «военкор» Владлен Татарский, пожалуй, единственный, кто из Z-радикалов отличался литературным талантом, но и его фигура интересна активистам, но не государству.

Не менее опасны для государства и «вагнеровцы», о которых предпочли забыть. Гибель Евгения Пригожина и Дмитрия Уткина сопровождалась в августе 2023-го волной возложения цветов чуть ли не по всей России к местным военным мемориалам. Но ничего подобного спустя год уже и не было. А ведь власти не препятствуют, например, публикации воспоминаний «вагнеровцев» или локальным актам коммеморации. Например, еще при жизни Пригожина главный «вагнеровский» мемориал был создан в Горячем Ключе Краснодарского края, около их базы подготовки. В апреле 2024 года здесь установили совместный памятник Пригожину и Уткину, который продублировали потом под Самарой и в Новосибирске. Кроме того, в августе мемориал погибшим сотрудникам компании открыли в Парке Победы Высокогорского района Татарстана.

То есть тенденция та же: формы — да, живая активность — нет.

При всей активности в отношении «СВО» в глаза бросается его смысловая и образная пустота. Действительно, через фонд «История Отечества» (фактически — РИО) проспонсировали в конце сентября крупную конференцию в Мариуполе «История Новороссии», однако даже полного списка участников в сети нет, а ведущие российские историки предпочли съездить не на оккупированные территории, а на Петербургский исторический форум. В свою очередь НацИст в ноябре анонсировал проект по сбору воспоминаний участников агрессии, но это далеко не первая такая инициатива.

Действительно, РВИО участвует в коммеморации «СВО»: у них есть и планшетная выставка «Герои и подвиги», и отдельные памятники, и патриотические десанты на оккупированные территории, и курсы молодых бойцов информационного фронта с экспертами из числа не реальных «военкоров», а тыловых пропагандистов. Подготовка «диванных войск» стала часть государственного патриотического воспитания.

Отчитаться есть чем. Однако, судя по новостной ленте, эта тема далеко не центральная ни для РВИО, ни для Мединского. Он, конечно, пригласил Z-зэк-ветерана Туленкова посидеть на открытии книжной полки, но и его книга воспоминаний, и другие издавались частными издательствами («Яуза», «Вече» и «АСТ» — наиболее активны). На околовластном языке это называется «сливаться с повестки» (что, впрочем, мы только приветствуем).

«Все довольны, все пируют»

Несомненно, с точки зрения авторитарно-милитаристского государства подобный подход к прославлению «героев СВО» вполне оправдан. История — язык власти, а не народа. Довольно сложно не видеть раздражение среди Z-радикалов, как и не замечать существование антивоенно настроенных россиян, которые в 2023 году активно использовали сложившуюся мемориальную инфраструктуру для выражения солидарности с украинцами, а в феврале 2024 года — с погибшим в тюрьме Навальным. К концу года практика «стихийных мемориалов» была, видимо, задавлена.

Россия же ведет наступление на Донбассе в надежде, видимо, сторговать выгодный мир, который будет объявлен победой. В конце года ее образ уже обсуждался на семинаре для вице-губернаторов под руководством Сергея Кириенко. По-видимому, это также будет иметь историческое измерение. Здесь мы не можем не обратить внимание на любопытный документ, который один сотрудник Государственного исторического музея в Москве выложил в своем анонимном аккаунте в X: в ноябре из Министерства культуры пришла бумага с просьбой отобрать предметы по «выдающимся» и «убедительным» победам России. Начинаются они с Ледового побоища 1242 года, а завершаются — «СВО».

Вспоминается отрывок из поэмы Александра Солженицына «Прусские ночи», написанной в ГУЛАГе на основе личного опыта боев в Восточной Пруссии 1945-го и критикующей волну насилия солдат-освободителей в отношении гражданских немцев:

Победим — отлакируют,
Колупай зарытый грех!..
Все довольны, все пируют —
Что мне надо больше всех?