Бледные-несчастные

Северная Германия, 1838 год. Страдающая от эпилепсии и сомнамбулизма с подросткового возраста Эллен (Лили-Роуз Депп) чувствует долгожданный покой, выйдя замуж за красивого служащего Томаса (Николас Холт). Томас, кажется, очень рад красавице-жене, но куда больше его волнуют очертания благополучной бюргерской жизни: жалованье побольше, дом подороже и позиция партнера в маленькой финансовой компании. А Эллен будет украшать эти интерьеры собой. Ведомый обещанием начальника о повышении Томас, несмотря на мольбы жены остаться дома, отправляется вглубь Восточной Европы в гористую Трансильванию на встречу с эксцентричным и нелюдимым графом Орлаком (неузнаваемый Билл Скарсгард), чтобы заключить с ним сделку на покупку немецкого особняка. Карета с вороными конями всасывает Томаса с безлюдного перекрестка, и с этого момента он становится пленником трансильванского склепа.

Оказывается, именно его мрачную тень и завывающий голос Эллен слышала все эти годы. Овладев медальоном Томаса с прядью ее волос, Орлок всё чаще зовет Эллен по ночам: у нее учащаются приступы эпилепсии и лунатизма, дурные сны и предчувствия скорой смерти. Друзья Томаса, следящие за Эллен, потуже затягивают ей корсет и привязывают к кровати. В спальне всё чаще присутствует доктор со снотворным и ученый-эзотерик (Уиллем Дефо), которые пытаются спасти Эллен от галлюцинаций. В доме начинается падучая и кошмар перед Рождеством, а в порту пришвартовывается корабль с чумными крысами и покойниками: граф Орлок спешит к полумертвой невесте.

Спойлеры в «Носферату» Роджера Эггерса существуют только для тех, кто ни разу в жизни не видел вампирский фильм или просто любую готику. Граф Дракула ака Носферату за 100 лет на экране (экспрессионистский шедевр Веймарской Германии авторства Мурнау вышел в 1922 году) настолько пророс в поп-культуру, что длинные когти Орлока можно рассмотреть даже в невинных детско-подростковых развлечениях: от мультика «Красавица и чудовища» до саги «Сумерки». Вампиров воспринимали серьезно («Дракула» Фрэнсиса Форда Копполы, «Интервью с вампиром» Нила Джордана и «Носферату» Вернера Херцога), над ними стебались («Чем мы заняты в тени» Тайки Вайтити и «Мрачные тени» Тима Бертона). К ним за последние десять лет даже дважды присобачили всё того же Николаса Холта: и в недавнем комедийном «Рейнфилде», и в кровавом хоррор-ромкоме «Тепло наших тел» он играл бледнолицого потерпевшего от вампирьих дел. Вообще есть ощущение, что актера заколдовали вампирскими сценариями так же, как Орлок похитил дух прекрасной Эллен. И да, проклятие накрахмаленных воротников и острых скул сыграло в этот раз с Холтом недобрую шутку (в то время как, например, в псевдоисторическом образе в сериале «Великая» он сверкает всеми гранями актерского таланта).

«Носферату» — плод многолетних чаяний Эггерса, который мечтал снять свою версию легенды о Дракуле чуть ли не с начала карьеры. Теперь он владеет всем художественным и финансовым арсеналом, чтобы готическая сказка о трансильванском демоне приобрела важный для автора лоск и форму. Эггерс — вообще формалист и находка для продюсеров, которым необходимо упаковать двухчасовой фильм в волнующий трейлер. Крупные планы встревоженной Лили-Роуз Депп, гипнотическая темнота, животное урчание Орлока — и миллионы зрителей уже в предвкушении одного из главных фильмов года. Но за пределами двухминутной рекламы магия «Носферату» рассеивается:

Завораживающая притягательность Орлока для Эллен так и остается в фильме непроявленной: Лили-Роуз Депп бьется в конвульсиях «Экзорциста» и «Одержимой» в одних декорациях, прячущийся за дьявольским дыханием и ведьминским маникюром граф — ворожит в других. Их телепатическая связь, которая и должна сообщить фильму его тягучую атмосферу, напоминает прерывающийся видеозвонок, когда подвисает то звук, то изображение, — и до зрителей доносятся только обрывки чужого разговора, где оба участника то и дело повторяют одно и то же. Несмотря на то, что камера постоянного соавтора Эггерса Джарина Бласке половину фильма смотрит на Лили-Роуз Депп в упор, глубины в ее образе не больше, чем в рекламных кампаниях актрисы-модели для бренда Chanel: бесконечные «Он уже здесь» и «Он зовет меня» только усугубляют плачевность ее актерского положения.

Эфемерная чувственная связь графа и девушки не дается Эггерсу ни как сценаристу, ни как режиссеру: два с лишним часа ряженые и очень бледные люди пытаются убедить нас, что перед нами происходит нечто сверхъестественное в то время, как дрожат белые занавески и хлопают двери. В соломенный брак Томаса и Эллен тоже мало верится: в их паре ощущается не любовь, а выполнение сценария по нотам. Да и крадущийся злодей, которого зрителям почти не дают разглядеть, распадается на тень, голос, плесень и липовый мед: в чём его первородный ужас, которому по силам накрыть и убить цивилизацию, было понятно, вероятно, только на стадии сценария.

Какой-то спектакль обещает зрителям появление на экране современной итерации Ван Хельсинга в исполнении Дефо: очередное доказательство того, что он и кашу из топора способен подать как ужин из трех блюд. «Я видел такое, что даже Ньютон заполз бы в материнскую утробу», — после таких обещаний ждешь, что хотя бы раз за фильм скукожишься от ужаса (или ладно, понизим ставки — задержишь дыхание), но спокойный ритм, взятый Эггерсом на экспозиции, не по силам сбить даже Уильяму Дефо. Герой, придуманный как проводник между миром познаваемого и потустороннего, размышляет вслух о том, как «эпоха Просвещения почти ничему не научила обывателей, зато ослепила их газовым рожком фонаря», но тут же отвлекается на очередные шепоты и крики.

Взяв из романтических картин Каспара Фридриха одинокие фигуры, скалы и туманы, Эггерс не сообразил, как вдохнуть жизнь в гипнотические пейзажи, где грань между жизнью и смертью такая зыбкая, что только уникальные души-проводники в состоянии уловить их и прожить. 

«Лев влюбился в овечку. — Глупая овечка… — Ну, а лев — просто мазохист», но самоиронией автор «Маяка» и «Северянина» точно не отличается. За 15 лет прошедших с первых «Сумерек» цветокор и спецэффекты ушли далеко вперед, а вот сценарий до сих пор болтается на уровне крылатой фразы «Ты — мой личный сорт героина». Разве что ругательство «Драть вашу бабку через семь гробов» стоит взять на заметку до следующего вампирского пастиша.