«Даже знакомых не попросить помочь, боюсь навредить»

«Я стала человеком, которому не чужда любая подработка»

Анна

Накладывать ограничения в связи с моей политической деятельностью на меня начали задолго до приобретения статуса «иноагента». Я пыталась устроиться в одну государственную контору, и на тот момент у меня уже был довольно-таки богатый опыт участия в политических кампаниях в том числе как организатора. Они рассмотрели резюме, но отказали, объяснив это тем, что им не нужны люди, размахивающие флагами, и вообще, мол, у них на стене портрет Владимира Владимировича [Путина] висит, поэтому мне с ними точно не по пути.

После того, как я получила «иноагентский» статус, меня, как ни странно, пригласили преподавать в университет. Я без проблем прошла все собеседования, но вскоре после начала работы меня вызвали в отдел службы безопасности. И грозный дядька с назидательным тоном заявил, что «иноагентам» и предателям в их вузе не место (В итоге собеседницу «Новой-Европа» уволили. — Прим. ред.).

За все время таких дядек было уже, на самом деле, с десяток. Дальнейшее существование я обеспечивала на личные сбережения. Выживать стало довольно тяжело. Из-за проблем со здоровьем и, как следствие, огромными расходами я стала человеком, которому не чужда любая подработка. День у меня начинается занятно:

Закон об «иноагентстве» беспределен по силе своей дискриминации. На мой взгляд, это прямой «потомок» сталинских законов о врагах народа. Отказы в гражданских правах, в частности, в работе могут исходить от кого угодно, начиная от силовиков и заканчивая какими-то личными недоброжелателями.

Больно видеть мучения, мытарства и отчаяние людей в нашей стране, в частности тех, кто способен отличить белое от черного. Они не сволочи, коль не уехали в эмиграцию, просто у всех свои обстоятельства, зачастую печальные. Удручает, конечно, что люди для властей давно уже стали расходным материалом. Никакой субъектности у нас, по сути, больше нет.

«Мне четко сказали: я должен взять все свои вещи и уехать из страны»

Владимир

Сейчас я нахожусь в очень активном поиске работы в силу материальных причин. Однако мне отказывают в трудоустройстве, куда бы я ни подавался — либо сразу, либо уже после этапа проверок служб безопасности.

В конце декабря 2024-го я пытался устроиться на работу в независимые от государства структуры, прошел два интервью. В самом конце, на «формальной» беседе и после проверки службой безопасности мне совершенно неожиданно сказали: «Извините, вы нам не подходите». Никто никаких объяснений, по каким причинам — политическим или нет — мне отказывают, не дал.

Один раз меня действительно спросили, почему я не предупредил, что я «иноагент». Я спросил: «А что, я должен был?» То есть дискриминация так или иначе присутствует: это внезапно обрубаемое общение, стандартные обтекаемые ответы и отказы. Люди не хотят вдаваться в какие-то нюансы.

Скорее всего, есть условные списки «неблагонадежных», которые всплывают на определенном этапе при устройстве на работу. И, вероятнее всего, это происходит или «сверху», по отмашке министерств, или на уровне инициатив в самих организациях.

Причем такое происходит не только со мной, но и с моей супругой. Вскоре после того, как меня внесли в реестр, у нас был обыск. И у нее в это время была проектная работа в достаточно независимой от государства организации. И через месяц после этого контракт с ней внезапно разорвали, несмотря на то, что проект был не закончен. В том, что это произошло из-за моего «иноагентского» статуса, никаких сомнений нет.

После обыска, когда меня везли в Следственный комитет, эфэсбэшник (или какой-то «эшник» — он не представлялся), сидевший со мной в фургоне, сказал, что я должен взять все свои вещи и уехать из страны, «чтобы меня здесь не было». В общем-то, это вполне такой непрозрачный намек. Я убежден, что экономический способ воздействия — еще один метод выдавливания из страны. Это такой «философский пароход» — но не ленинский, а путинский.

Сейчас я сотрудничаю с разными правозащитными организациями. В 2024-м я защищал одного молодого человека, который после признания ЛГБТ-сообщества «экстремистским» испытывал сложности во время обучения в вузе: он был магистром, и к нему придрались из-за того, что он недостаточно вежливо на что-то ответил. Проще говоря, начался «жесткач», и я присутствовал на одном из заседаний комиссии по этике.

Юрист, представлявший интересы вуза, прямо на заседании начал указывать на то, что я «иноагент», и намекать, чьи я интересы якобы отстаиваю. 

Никто разбираться и проводить расследований о том, «исправился» ты или «не исправился» с точки зрения режима, не будет.

«“Иноагентство” было приравнено чуть ли не к экстремизму»

Сергей

Я работал депутатом и оставался им ровно до того самого момента, пока меня не лишили этой должности по «иноагентскому» основанию. Признание «иноагентом» послужило поводом для проверки моей декларации доходов. Естественно, ничего связанного с незадекларированными зарубежными поступлениями не нашли, но указали, что я якобы совершил коррупционный проступок. Мы пытались оспорить это решение в суде, но тот в итоге встал не на мою сторону. И я вновь оказался на рынке труда.

Через несколько месяцев я нашел работу в одном муниципальном учреждении. В команде, казалось бы, либерально настроенных людей, чьи интересы я до этого защищал в период предвыборных кампаний.

Я благополучно проработал в этой организации почти год, пока мне не позвонил глава муниципального образования и не сказал, что ему на стол поступило представление прокуратуры. Они намекнули, что меня надо уволить. И это несмотря на то, что мне работать там было не запрещено и никаких законных оснований со мной расставаться не было.

и эта позиция, конечно, полностью расходится с официальными заявлениями властей о том, что «иноагентство» якобы не дискриминирует человека и предусматривает лишь повышенную прозрачность и отчетность.

В итоге мне предложили продолжить деятельность, но по следующей схеме: я продолжу получать деньги, но официально вместо меня будет оформлен другой человек. Для меня это неприемлемо, так как это подлог и фиктивное трудоустройство. К тому же мы сразу подставим себя под уголовное преследование. Я отказался, через пару недель мне позвонили и сказали, что сегодня мой последний день работы.

Я так и не понял, каким образом они оформили мое увольнение, — никаких документов мне не предоставили. Сейчас я через суд пытаюсь выяснить эти детали. Получилось, что люди, принадлежащие демократическому лагерю, испугались неформальных угроз прокуратуры и сфальсифицировали мое увольнение.

Затем я пытался вернуться к частной юридической практике. Но большинство клиентов, в том числе старых, говорили, что, мол,

Любая организация боится «иноагентов» как огня, а частные клиенты понимают, что мой статус может негативно сказаться на их юридических делах. Единственное, что мне остается, — это неформально консультировать коллег. И, наверное, остается вариант работы с организациями, которые сами уже признаны «иностранными агентами».

Стоит также вспомнить дискриминационный «иноагентский» законопроект о запрете пассивного дохода, Путин уже его подписал. Это экономическое выдавливание из страны.

То есть не дают отказаться от тлетворного иностранного финансирования и вернуться к домотканому, отечественному? Тем более, что на самом деле ни у меня, ни у многих других «иноагентов» никакого иностранного финансирования и не было.

«И хобби мне заниматься, по сути, тоже нельзя»

Софья

У меня нет работы уже два года. Когда меня признали «иноагентом», все договоры со мной расторгли. На какое-то время их просто переписали на другое лицо — то есть делала работу я, но официально договор был заключен на другого человека.

А сейчас я не могу найти совершенно никакую работу: я бы хотела заняться, например, преподаванием, но закон это запрещает. В журналистике я также не могу найти себе места, потому что я единственный «иноагент» в области и у всех на виду — никто меня никуда не возьмет.

Я пыталась монетизировать хобби: чтобы продвигать свою деятельность, завела личный телеграм-канал, где выкладывала посты, абсолютно не связанные с политикой и социалкой. Перед этим, конечно, поговорила с юристами и спрашивала, можно ли мне вести этот канал без указания «иноагентской» плашки. Они изучили вопрос и сказали, что де-юре пометку можно не ставить на «бытовом контенте» и на сообщениях личного характера в соцсетях. Однако спустя непродолжительное время меня оштрафовали по «иноагентской» статье — за контент в этом канале. То есть и хобби мне заниматься, по сути, тоже нельзя.

Мой статус влияет не только на меня саму, но и на моего мужа: он два раза пытался устроиться в разные компании, проходил все собеседования, его уже принимали на работу. Но в самый последний момент его заворачивали — службы безопасности давали отказ.

Ситуация, если честно, какая-то жуткая. Я не вижу каких-то возможностей, и это очень сильно демотивирует.