«Я очень люблю свою страну, но давайте смотреть правде в глаза»

«Каждый день — это борьба»

24-летняя Юлия уехала с маленьким ребенком из Полтавы в начале марта 2022 года: слышать каждую ночь звуки разрывающихся снарядов было невыносимо. Выбор страны для отъезда пал на Германию, потому что к тому моменту там уже несколько лет жил брат девушки. Первые пару месяцев Юлия с дочкой провела у его знакомых, пока не оформила документы и не нашла отдельное жилье.

В соответствии с директивой Еврокомиссии, все украинцы, бежавшие от войны, могут рассчитывать на временную защиту в ЕС. Этот статус представляет им вид на жительство (ВНЖ), доступ к рынку труда, медицинской помощи, социальному обеспечению и образованию. Эти права стандартизированы для всех стран — участниц ЕС, хотя уровень помощи варьируется в зависимости от решений на национальном уровне.

По состоянию на 31 декабря 2024 года в странах ЕС временную защиту получили почти 4,3 миллиона граждан Украины. Больше всего беженцев приняла Германия — свыше 1 млн человек, что составляет около 27,2% от общего числа получивших временную защиту. На втором месте Польша — более 990 тыс. (23,3%), на третьем Чехия — более 380 тыс. (9%).

«Когда я сюда приехала, я вообще не знала, что мне делать», — признается Юлия. Государственная поддержка, которую девушка получила в Германии, — 500–560 евро в месяц на каждого взрослого плюс оплата жилья — позволяла ей не работать. Тем более что на руках у нее был маленький ребенок, которого не с кем было оставить, языка она не знала, да и полученное в Украине экономическое образование, по ее мнению, для Германии оказалось нерелевантно. Но для себя Юлия решила, что в таком положении она находиться не может.

— признается девушка. 

Поэтому через месяц Юлия пошла на интеграционные курсы, где начала учить немецкий язык. Спустя полгода ежедневных занятий девушка сдала языковой экзамен, подтвердив уровень B1, при котором студенты уже могут общаться и понимать носителей. А когда дочка пошла в школу, Юлия решила подать заявку на участие в программе Ausbildung, позволяющей получить профессиональное образование за счет работодателя. 

Девушку взяли на обучение по специальности помощника врача, в обязанности которого входит как административная работа, так и простейшие медицинские процедуры. Учеба длится три года, на протяжении которых нужно посещать теоретические занятия и параллельно работать в поликлинике в Гейдельберге. Так немецкое государство снижает расходы на подготовку кадров, а работодатели, берущие таких студентов, фактически получают дополнительную рабочую силу по низкой цене и в перспективе обеспечивают себя полностью подготовленным под свой процесс работниками. 

— В моем случае я два дня в неделю провожу на учебе, а остальные три — в поликлинике. Получается, всё, что ты учишь, сразу применяешь на практике. На мой взгляд, это очень хорошая система. Пока я учусь, я получаю где-то третью часть от зарплаты помощника врача (около 750 евро после вычета налогов), но в разных профессиях по-разному, — говорит Юлия.

Пока что этого заработка не хватает на полноценную жизнь с ребенком, поэтому государство всё еще помогает девушке оплачивать аренду квартиры.

По словам Юлии, учеба ей дается тяжело: приходится осваивать огромные объемы информации на чужом языке. Не всё получается улавливать сразу, поэтому дома девушка сначала переводит на украинский или на русский, а потом разбирается в этом на немецком. 

Морально тяжело, и порой кажется, что не вывозишь. 

«Даже знание языка не дает гарантий»

В непростом психологическом состоянии после отъезда из Украины оказался и 50-летний Игорь (имя героя изменено по его просьбе). Начало войны застало его в одном из городов Харьковской области, который быстро оккупировала российская армия. Поэтому Игорь смог выехать только на территорию РФ. 

Поскольку Игорь несколько лет проработал в России разнорабочим, у него остались там знакомые, которые сами нашли его контакты и предложили помощь. Когда мужчина узнал, что страны Балтии закрывают границы для россиян, он решил выехать в Финляндию, потому что боялся вообще потерять возможность покинуть территорию РФ. 

В Хельсинки его встретили волонтеры, которые помогли с оформлением документов и направили в центр приема беженцев. 

— Там приняли заявление на временную защиту, выдали сим-карту, на счету было по 50 евро, бесплатно предложили предметы гигиены, медпомощь, если есть нужда. Сначала поселили в хостел — это, по сути, нормальная гостиница, кормили три раза в день. Потом распределяли по городам, — рассказывает Игорь.

Сначала мужчина оказался в небольшом финском городе Сало, а затем переехал поближе к Хельсинки. Но довольно быстро Игорь столкнулся с тем, что и в маленьком городе, и ближе к столице найти работу трудно. 

— Да и в целом интегрироваться в Финляндии нелегко. Кому-то удается более-менее выучить язык и даже устроиться на работу без знания финского, но таких очень мало, — говорит он.

Знание языка наряду с распространенностью английского в принимающей стране действительно является важнейшим фактором интеграции беженцев. В частности, авторы доклада, выпущенного Институтом по исследованию рынка труда и карьеры (IAB) в Нюрнберге, утверждают, что украинцы, которые в большинстве своем могут говорить на английском, сравнительно быстро нашли работу в таких странах, как Дания и Нидерланды, где английским владеет очень большой процент населения.

По словам директора Центра миграции и развития экономики Института экономических исследований (IFO) в Мюнхене Пану Поутваара, большинство беженцев в настоящее время также посещают языковые курсы уровней А2 и B1, что дает свои результаты. Например, в Германии поначалу около 80% прибывших из Украины ни слова не говорили на немецком языке, но теперь эта цифра снизилась до 10%, и это повышает их шансы на успешное трудоустройство.

Игорь тоже попытался учить язык, как это делают другие беженцы по всей Европе. Но насколько эти усилия способны принести результат конкретно в Финляндии, он не уверен. 

— Помимо довольно сложного языка здесь очень мало вакансий. В основном предложения — это клининг, стройка, уход за пожилыми людьми, — рассказывает мужчина. 

В итоге, усомнившись в целесообразности, Игорь бросил учить финский: «Ведь даже знание языка не дает гарантий работы».

Сейчас мужчина живет на пособие, которое получают беженцы. Несмотря на гостеприимство и помощь финнов, что он отдельно отмечает в разговоре, оставаться в Финляндии Игорь не хочет. Правда, куда он может поехать еще, мужчина тоже не представляет.

— говорит он.

Стратегии приема

В настоящее время уровень занятости украинских беженцев в странах Европы существенно различается. Так, например, в Нидерландах к концу 2024 года было трудоустроено около 60% украинских беженцев, в Польше — от 55 до 65%, в Литве — 57%, в Дании — 53%, в Германии — около 30%. Однако этот показатель зависит не только от способности самих людей интегрироваться и от особенностей местного рынка труда, но и от того, какую политику по отношению к украинским беженцам проводит страна.

— Германия выбрала стратегию «сначала язык», тогда как Нидерланды или Дания следовали подходу «сначала работа», — объясняет Пану Поутваара. — Однако в этих странах [где принят подход «сначала работа»] украинцы в основном работают в сфере услуг, где зачастую не лучшие условия труда. 

В Германии уровень занятости беженцев ниже, но условия лучше, потому что страна сделала ставку на долгосрочную интеграцию.

Оценить, какая из этих стратегий наиболее эффективна для экономики принимающей страны в долгосрочной перспективе, пока невозможно, потому что прошло слишком мало времени, отмечает эксперт. Но в немецком обществе, особенно в преддверии выборов, низкий уровень занятости украинцев породил дискуссию о целесообразности такого долгосрочного подхода к интеграции.

Впрочем, социолог, профессор Бамбергского университета в Германии Юлия Косякова замечает, что гуманитарная помощь — «это не вопрос выгоды»: 

— Если люди уже здесь, их интеграция на рынок труда логична и полезна. Социальное участие и занятость снижают зависимость от государства. Даже если часть людей вернется в Украину, они вернутся с новыми знаниями, языковыми навыками, что поможет в восстановлении страны. 

Например, только 2–5% беженцев из Сирии выходили на работу в первые же месяцы. Это было связано с юридическими ограничениями на трудоустройство, а также со сложностями процедуры предоставления убежища, отсутствием доступа к языковым курсам и другими факторами. 

В случае волны беженцев из Украины, по словам Косяковой, сложность заключается в том, что 80% приехавших — женщины. У очень многих из них высшее образование, но есть маленькие дети, что значительно усложняет возможности трудоустройства и интеграции. Во-первых, ребенка не всегда удается быстро отдать в детский сад или на продленку, а во-вторых, там всё равно невозможно оставить его на весь день.

— Но мы видим, что интеграция в рынок труда улучшается со временем: после шести лет работали больше 50% беженцев из Сирии, после семи лет — более 60%, после восьми лет — около 70%. То же самое мы ожидаем увидеть и с украинцами, — отмечает социолог. 

«Мы рвемся работать»

Марина (имя героини изменено по ее просьбе) не хотела обнулять все свои достижения в карьере, которых она добилась в Киеве в сфере организации мероприятий. Поэтому она искала возможности переезда туда, где сможет сразу работать, тем более что у нее уже был опыт работы за границей на английском языке. 

Вскоре одно из итальянских агентств предложило ей позицию менеджера проекта в Турине и помощь в релокации. Компания купила билеты ей и ее маленькой дочке, оплатила аренду временной квартиры и помогла с оформлением документов, при этом Марина получила ВНЖ по временной защите, а не рабочую визу, чтобы не зависеть от работодателя. 

— А потом началось столкновение с реальностью, — вспоминает Марина. — При переезде в Италию нужно понимать, что туризм и жизнь здесь — совершенно разные вещи.

После нашей цифровизации было очень тяжело к такому привыкнуть. 

На работе тоже не складывалось. Марина предполагает, что итальянцы привыкли относиться к украинцам как к обслуживающему персоналу, потому что иммигранты предыдущих волн работали в основном в сфере услуг. Поэтому коллеги не воспринимали девушку всерьез на должности руководителя. 

— Их микроменеджмент свел меня с ума. Они боялись поручать мне какие-то задачи, потому что не понимали, как работают люди из Восточной Европы. Но, конечно, главный камень преткновения — итальянский язык. И хотя со мной они говорили на английском, понятно, что, когда в компании большинство сотрудников — итальянцы, между собой они всё равно будут общаться на родном языке. Поэтому через три месяца мне пришлось с тяжелым сердцем с этим агентством расстаться, — рассказывает Марина. 

Быстро найти новую работу и жилье не получилось. Кроме того, в отличие от Германии Италия оказывала финансовую помощь беженцам только первые три месяца после прибытия — по 300 евро в месяц. Поэтому Марина приняла решение вернуться в Киев, но не оставила попыток найти другую работу за рубежом, в том числе в Италии, так как у нее остались документы и разрешение на работу. 

Через несколько месяцев Марину пригласили в международную компанию в Милане. К этому моменту женщина уже учила итальянский, но этого уровня всё еще было недостаточно, чтобы нормально общаться с коллегами. Кроме этого, отличался и подход к работе. 

— Мы [украинцы] просто привыкли к другому темпу. Поэтому нам сложно адаптироваться к итальянской динамике и подходу к планированию, а им — к нашей проактивности. Но мы рвемся работать, просто дайте нам равные возможности, позвольте подтверждать украинские дипломы, интегрироваться в общество, — говорит девушка, отмечая, что украинское комьюнити в Италии социально активное и работоспособное. 

После года работы в Милане контракт с Мариной не продлили. Но в этот раз возвращаться в Украину она не стала: дочка уже пошла в школу, плюс был заключен договор аренды на квартиру, поэтому семье было где жить, пока Марина ищет новую работу. На ее поиски ушло несколько месяцев, в это время женщина интенсивно изучала итальянский и дошла до уровня B1. Интервью, после которого она получила новое место работы, она уже отчасти прошла на итальянском. 

— замечает Марина. 

Она добавляет, что при переезде всё же потеряла и в деньгах, и в статусе: согласилась на минимальную ставку в компании и на низшую из возможных ступеней карьерной лестницы в ее сфере. Но при этом и компании, и проекты гораздо более масштабные, чем в Украине, а возможности для развития в будущем шире. 

Дочка Марины пошла в школу, вообще не зная итальянского. Но спустя год начала свободно на нем разговаривать и окончила первый класс с отличием. Благодаря ребенку и сама Марина уже начинает общаться с итальянцами — родителями одноклассников. 

Повторная травматизация

В марте 2024 года премьер-министр Украины Денис Шмыгаль предложил направить те средства, которые сейчас используются для поддержки беженцев в странах ЕС, на развитие программ по возвращению людей в Украину. Советник президента Зеленского Сергей Лещенко и вовсе посоветовал прекратить любую поддержку беженцев в странах ЕС, чтобы те ехали домой.

— Для Украины критично, чтобы как можно больше людей вернулись после окончания конфликта, — как для экономической, так и для демографической ситуации в стране. С этой точки зрения, возможно, действительно было логичнее не тратить годы на полное признание квалификаций в Германии или переобучение, а помочь беженцам быстрее найти работу, пусть даже не полностью соответствующую их компетенциям, с последующей поддержкой возвращения, — считает Пану Поутваара.

При этом эксперт отмечает, что и 

которой нужна восстановленная после войны сильная Украина. 

При этом, по данным Института экономических исследований в Мюнхене, большинство украинцев, находящихся сейчас в странах ЕС, планируют вернуться. Но доля беженцев, собирающихся жить за пределами Украины, постепенно увеличивается и к середине 2024 года уже достигла 25%. 

Правительство Украины постоянно подчеркивает важность возвращения беженцев на родину для оказания помощи в восстановлении страны после конфликта. Однако социолог Юлия Косякова обращает внимание на то, что возвращение, тем более принудительное, может стать огромным стрессом для людей, жизнь которых только начала стабилизироваться после вынужденного бегства. 

— Это очень сложный этический вопрос. С одной стороны, как социолог я понимаю, насколько важно для Украины, чтобы люди возвращались. Плюс беженцы должны были, казалось бы, отдавать себе отчет, что всё это временно, война рано или поздно закончится, и им нужно будет возвращаться. Но в то же время мне тяжело думать, что им опять придется всё это переживать заново, — говорит эксперт. 

Она также призывает учитывать, в какие условия приедут беженцы: в общество возвращающихся с войны травмированных мужчин, которые, возможно, затаили обиду на то, что женщины уехали. Это может привести к всплеску домашнего насилия в стране. 

То, что в этом обществе будет очень тяжело жить, считает и Марина, которая сейчас находится в Италии. Она замечает, что война оставит тяжелые последствия для людей в виде ПТСР и других психологических травм: 

Не представляет свое возвращение и Юлия, которая сейчас учится на помощника врача в Германии: слишком много сил было потрачено на учебу и адаптацию, чтобы «просто опустить руки». За три года войны фокус с чувства долга перед родиной у девушки сместился на ее собственную жизнь. 

— Я очень люблю свою страну, она лучшая в мире, но давайте смотреть правде в глаза: там как разворовывали, так и разворовывают всё. Бремя восстанавливать Украину ляжет на плечи обычных людей, в то время как государство, к сожалению, не будет делать ничего для этого. А у меня жизнь одна, поэтому нужно думать о себе в первую очередь, — говорит она.

«Возвращаться некуда»

Диана уехала из Харькова 27 февраля 2022 года, и о возвращении домой она тоже уже не думает, но, помимо с трудом пройденной интеграции на новом месте, на это есть и другая причина. Ее муж — россиянин, поэтому пару месяцев после отъезда они провели в Сербии и Черногории, пока ждали визу для него в Германию. Диане как украинке виза на въезд была не нужна. 

По прибытии в Германию они поселились у друга мужа в Гейдельберге, чтобы избежать расселения в лагерь беженцев. Вскоре Диана получила статус защиты, ее прикрепили к центру занятости и распределили на языковые курсы. Параллельно с изучением немецкого она занялась подтверждением диплома, в Украине девушка работала маркетологом. Для работы в этой сфере было недостаточно среднего владения немецким языком на уровне B1, поэтому Диану за счет государства отправили на уровень B2 — выше среднего.

По окончании обучения девушка начала искать работу, подала 60–70 заявок, но постоянно получала отказы. 

— Я даже обратилась к карьерному консультанту, он изучил мой кейс и сказал, что, так как отказы приходят уже после собеседования, вероятно, всё дело в уровне владения языком. Для маркетинга необходимо разговаривать почти как носитель. Поэтому после этого я начала думать о смене специальности, — вспоминает Диана. 

Девушка признается, что на этом этапе ей еще хотелось вернуться в Украину, в том числе чтобы в будущем помогать восстанавливать страну. Но остановил ее тот факт, что у мужа российский паспорт: 

— В Украине тоже есть своя пропаганда, и никто не будет разбираться, какой он человек и какая у него позиция. 

После осознания и принятия, что «возвращаться некуда», стало легче. 

— делится мыслями Диана. 

Диана, как и Юлия, пошла учиться по программе Ausbildung на диспетчера железных дорог в крупнейшей железнодорожной компании Германии Deutsche Bahn. В рамках этого курса ей даже оплатили повышение немецкого языка до продвинутого уровня С1 и только после этого отправили на обучение непосредственно специальности. 

— Для меня это было удивительно: я учу новый язык, и мне за это еще и платят. У меня в принципе давно закрадывались мысли, что я хочу попробовать себя в другой сфере. Но как, живя в Украине, это реализуешь? Там не было финансовой подушки, чтобы год жить и изучать новую профессию. Поэтому Германия дала мне хороший шанс. Конкретно Deutsche Bahn привлек тем, что это серьезная компания, где будешь чувствовать себя безопасно и стабильно, — объясняет девушка. 

Социальная защищенность — это то, что в целом заставляет Диану ощущать себя в Германии безопаснее. 

— В Украине всегда приходилось жить от зарплаты до зарплаты, перерабатывать, тревожиться, что в любой момент уволят. А здесь ты понимаешь, что не останешься на улице. Даже если вдруг потеряешь работу, по закону Германии полгода после этого ты можешь получать социальную поддержку, — говорит она. 

— подытоживает девушка. 

«Они не хотят, чтобы мы здесь оставались?»

Экономические проблемы — еще один из факторов, влияющих на желание беженцев вернуться в Украину. После начала вторжения инфляция в стране резко выросла — с 10% в 2021 году до 26,6% в 2022-м. В начале 2025-го этот показатель достиг почти 13%.

— Даже если война закончится, экономика Украины настолько убита, что нормальной жизни не будет еще долго. Зарплаты то выплачиваются, то нет. Цены как в Германии, только заработок в десятки раз ниже, — делится своими сомнениями Юлия. — Поэтому как бы ни хотелось домой, я понимаю, что моя дочка не заслуживает такой жизни, где всё время придется на всем экономить.

Беспокоит уровень цен и экономические перспективы Украины и Максима (имя героя изменено по его просьбе). 

— С каждым днем жить там становится всё тяжелее. Я могу поехать в Польшу, заправиться, купить еды на неделю, вернуться — и это будет дешевле, чем купить продукты в Чехии. А в Украине цены еще выше. Какой смысл менять шило на мыло? — задается вопросом мужчина.

Максим живет в Чехии по визе временной защиты уже почти три года и говорит, что за это время вполне адаптировался к жизни в стране. После приезда в Прагу он практически сразу нашел работу и пошел на полугодичные языковые курсы для уровней A1-A2. 

— В целом украинцам в Чехии найти работу не проблема, потому что здесь очень много так называемых агентур — фирм-посредников. Они находят тебе работу на заводах, складах, на стройке. Так ты получаешь на 10–20% меньше денег, но зато тебе помогают с трудоустройством и с оплатой налогов. Наверное, 80% людей, которые сюда приезжают, сначала работают через агентуры, — рассказывает Максим.

За три года он сменил несколько мест работы: дважды работал через агентуру и один раз — напрямую с компанией. 

— Сейчас я снова работаю через агентуру — оператором на почтовом складе. За три года я подтянул чешский, могу идти к работодателю напрямую, но меня устраивают нынешняя работа, зарплата, расположение. Поэтому менять ничего не хочу, — объясняет мужчина. 

По последним данным, работу в Чехии нашли уже более 120 тысяч украинских беженцев. По словам министра труда Чехии, они даже вносят больше денег в государственный бюджет, чем получают, например, в виде гуманитарных пособий. Более того, даже по состоянию на 2022 год около 25% украинских беженцев в Чехии заявляли, что владеют чешским языком на уровне, достаточном для эффективного общения в повседневных ситуациях.

При этом аналитики уже сейчас прогнозируют проблемы на рынке труда в странах Центральной и Восточной Европы в случае возвращения украинцев на родину. 

Уехавших будет сложно заменить, — заявил Кристиан Петтер, глава отдела Австрии и Центральной и Восточной Европы швейцарского банка J. Safra Sarasin.

Проблема, однако, заключается в том, как, например, сама Чехия оценивает перспективы украинцев на рынке труда и их интеграцию в общество. Многие из украинских беженцев в Чехии заняты на низкоквалифицированной или нестабильной работе. И, вероятно, такие люди не смогут остаться в стране после окончания войны, так как в 2024 году чешский парламент принял новый закон Lex Ukrajina 7, который сильно ограничил возможности беженцев для долговременной интеграции.

Ранее украинцы в Чехии, получившие статус временной защиты, не могли изменить цель своего пребывания в стране. Но теперь, после подписания закона Lex Ukrajina 7, они могут перейти на специальный тип долговременного ВНЖ (dlouhodobý pobyt) и остаться в стране в случае завершения войны. Однако заявитель должен в первую очередь быть финансово независимым от государства и зарабатывать по меньшей мере 440 тыс. крон в год (17,5 тыс. евро в год, или около 1,5 тыс. евро в месяц) до вычета налогов. 

По словам Максима, средняя зарплата у обычных работников на складе или на заводе — 34–35 тыс. крон в месяц (около 1,3 тыс. евро). 

Видимо, Чехия хочет, чтобы здесь остался только средний класс — айтишники, например. Но таких 5–7%».

Но даже если Максим сможет получить новую визу, у него остаются вопросы: 

— Главный плюс этой визы — это гарантия, что нас не выселят. Всё. Больше плюсов нет. Этот вид ВНЖ не дает нам права на идентификационный код. А это значит, что ты не можешь брать ипотеку, кредиты, лизинг на машину, не можешь рассчитывать на социальные пособия. Получается, прав еще меньше. Почему? Мы платим налоги, работаем, живем здесь, но для нас делают другие условия. Непонятно, они не хотят, чтобы мы здесь оставались, или хотят усложнить нам жизнь?

Возвращаться в Украину, даже если там закончится война, Максим не собирается.