«Они знают, что я не сломаюсь»

Все в ее истории обыденно и традиционно, как и у всех фигурантов антивоенных дел. Срок за пацифистские граффити на деревенском сельпо и антивоенные посты в соцсетях. СИЗО, этап, колония. И сопутствующие всему этому издевательства и унижения человеческой личности — условиями, «наседками», «дятлами» и стукачами. Сегодня ее пытаются сломать. Сломать, как десятки, а может, и сотни политзеков, что не молчат, подают голос и борются за свои права. 

Людмила Разумова, 58 лет. Мама, бабушка, жена. Свободный художник и несвободный физически человек со сроком в 7 лет колонии общего режима. Статья народная — «фейки» о российской армии. Нервы — нет, не железные. Разумова, судя по ее последним письмам, сегодня — один сплошной оголенный нерв. Замученная взысканиями, рапортами, выдворением в ШИЗО и постоянными провокациями администрации ИК. Конвейер тюремного беспредела работает в режиме non-stop и останавливаться пока не собирается. А Людмила упрямо продолжает этому противостоять. Пока у нее с тюремной системой 1:2. Добилась, чтобы передавали письма и отправили в больницу. Последнее стало возможно после двухнедельной сухой голодовки женщины и огласки в СМИ.

В Разумовой что-то есть от Надежды Мандельштам с ее уже вечным:

«Надо ли выть, когда тебя избивают и топчут сапогами. Не лучше ли застыть в дьявольской гордыне и ответить палачам презрительным молчанием? И я решила, что выть надо. В этом жалком вое, который иногда неизвестно откуда доносился в глухие, почти звуконепроницаемые камеры, сконцентрированы последние остатки человеческого достоинства и веры в жизнь. Этим воем человек оставляет след на земле и сообщает людям, как он жил и умер. Воем он отстаивает свое право на жизнь, посылает весточку на волю, требует помощи и сопротивления. Если ничего другого не осталось, надо выть».

Этот совет вдовы погибшего в лагере Осипа Мандельштама как нельзя лучше описывает мотивацию современных российских политзаключенных, которые не хотят молчать. 

Представляем портрет Людмилы Разумовой, которая не смогла смириться с тем, что ее страна развязала войну в Украине. 

Разумова и Модильяни

Людмила Разумова родилась 26 февраля 1967 года в небольшом таежном поселке Дальнего Востока. 

Из ее тюремных писем:

«Я родилась где-то среди кедров и тигров, и чистейших горных рек, и невиданных цветов и растений, и бабочек, которых нет больше нигде, а только там. И всё это оттого, что тех краев не коснулся ледниковый период, бережно сохранив нам то, чем любовались еще динозавры. Там под кронами пушистых елей, золотистых лиственниц и высоких папоротников летают бабочки махаоны, чёрные с изумрудным отливом, размером с ладонь, а ночью порхают ночные бабочки, тоже огромные и совсем не те, что серые и толстопузые, а легкие и изящные, как эльфы.

Мои родители не были связаны с искусством, но в моей семье часто говорили о красоте, о свете и цвете. Цвете махровых лепестков цветущего на сопках багульника весной или тающего бирюзой льда на реке. Я никогда не хотела быть (стать) художником, да и сейчас не знаю, что я есть художник. У меня нет художественного образования, выставок и даже картин на стене. Я рисовала потому, что не могла не рисовать — это было для меня как есть и пить, и дышать, и началось это так рано, что я и не помню, когда. Из рассказов мамы, это случилось вместе с хватательным рефлексом и понеслось. Когда в доме заканчивалась вся бумага, я рисовала на дверях, стенах, и когда за это ругали, я рисовала внутри шифоньеров. Самыми вожделенными для меня были белые, первые и последние страницы книг. <…> 

В 11–12 лет моя мама выписала мне прекрасный журнал «Юный художник» и сразу на три года. Я его обожала! Там были картины великих мастеров. Были и уроки по рисованию, но я не любила учиться. Я и сейчас не люблю, то ли не могу что-то повторять, срисовывать. Мне нравились великие фламандцы, но однажды пришел номер журнала с импрессионистами и постимпрессионистами, и я влюбилась в Лотрека, Дега, Моне, Матисса. А на девочку в голубом платье Модильяни могла смотреть часами. Мне после этого захотелось писать красками. И всё стало получаться, и цвета, и свет светился, и тень была прозрачной. И все было так увлекательно. <…>».

Людмила мечтала стать художницей по костюмам. Но не сложилось. Вышла замуж за военного, родила сына. С мужем пришлось поездить по гарнизонам. Одно время Людмила с семьей жила в Польше. Ей там понравилось все, и очень резанул контраст — чистота, продукты на прилавках, люди — не в пользу родины. Затем семья перебралась в Тверскую область. У Людмилы родился второй сын. Спустя несколько лет — дочь. 

«Когда у меня появилась дочь, — рассказывала она в письмах друзьям, — я купила простой фотоаппарат и стала ее снимать — миллион снимков, сначала просто для семейного альбома, а потом хотела уже снимать так, как у Модильяни с девочкой в голубом, и чтобы свет был волшебный, и что-то внутреннее, живое, тонкое. И меня снова понесло безудержно. И теперь не карандаш был в моей сумке всегда, а камера, даже если я ехала за хлебом». 

Сегодня на одной из страниц в «Одноклассниках» Людмилы Разумовой остались лишь публикации до конца 2013 года. Множество кадров весьма профессиональной съемки: она снимала природу и детей, животных и виды родного Хабаровска, Твери. Делала автопортреты. 

Фотографии чередовались со стихами и песнями Клавдии Шульженко, группы «Сплин», Eagles, Шарля Азнавура, Земфиры. 

Как следует из соцсети, в тот момент Людмила Разумова работала фотографом в журнале «Образ жизни». 

Спустя годы она напишет из тюрьмы:

Мне очень хотелось рассказать об этом, поделиться этим с вами, и я стала рисовать. Сейчас я рисую ручкой, это непросто — нет возможности исправить, стереть, но в этом, думаю, есть больше правды, свободы и искренности — то, что я люблю больше всего. Правда, теперь вдруг я стала опять рисовать карандашом».

Крик стыда и отчаяния

С Александром Мартыновым Людмила познакомилась в 2018 году. Он старше ее на 9 лет. В прошлом предприниматель (специализировался на изготовлении столярных изделий, но бизнес пошел на убыль), на момент знакомства Александр работал в Тверской области таксистом. Мартынов и Разумова сошлись характерами и взглядами — критическими по отношению к происходящему. Вместе они много путешествовали. А когда съехались, то стали жить и обустраивать дом в поселке Конаково. Младшая дочь Людмилы Маруся жила с ними. 

«Всю жизнь я была вне политики, — объясняла Разумова впоследствии в письмах журналистке Зое Световой. — Не то чтобы не интересовалась совсем, а просто понимала, что все это очень темное и бесполезное. Теперь по-другому думаю. Думаю, что все наши беды именно из-за того, что так думал каждый, не считая тех, кто был честнее нас, безропотно молчавших, честнее и сильнее. Вот кто любил свое Отечество по-настоящему. Без истеричных лозунгов, парадов, всей этой мишуры, навязанной всегда для чего-то там и с какой-то целью. <…> И ничего не меняется. Но ведь должно».

Полномасштабное вторжение в Украину шокировало обоих супругов. Как рассказывала Людмила журналистам, посетив в первый же день антивоенный митинг в Москве, они с Александром увидели, что полиция буднично пакует людей в автозаки. От беспомощности, вспоминала Разумова, они решили делать, что в их силах, — пытаться переубеждать молчащих сограждан. В своих соцсетях они публиковали кадры разрушенных украинских городов, расправы над мирными жителями в Буче, интервью пленных.

Дальше — больше. По ночам с помощью баллончиков они стали писать антивоенные лозунги на сельских зданиях: на автобусных остановках и продуктовых магазинах. Еще было граффити с надписью «Украина, прости нас». Ее супруги нанесли на постамент памятника воинской славы «Реактивная установка "Катюша" на 115-м километре шоссе Москва — Калинин». 

— еще из объяснений художницы. 

На следующий день после нанесения граффити «Украина, прости нас», 23 марта 2022 года, Людмилу и Александра задержали.

Оказалось, что они попали на камеры слежения, установленные на магазинах. Опознав Мартынова и Разумову, сотрудник местного управления ФСБ нашел их соцсети: так родилось уголовное дело о «фейках» про российскую армию и дело «вандализме». 

Спустя год, когда им вынесли приговор и история супругов стала известна, Людмила в письмах объясняла журналистам свой поступок: «Я не могла есть и спать, думая о том, что солдаты с обеих сторон — рожденные в муках и любимые кем-то дети». А фраза «Украина, прости нас» — не осквернение зданий, отмечала она, а покаяние перед народом, который тоже когда-то победил фашизм. Граффити с Путиным и Гитлером Людмила объясняла как «крик стыда и отчаяния, которое не получалось выразить иначе». 

«Никто меня не бросал»

В изоляторах пара провела больше года. В тверском СИЗО № 1 Людмилу держали в одиночной камере. И, несмотря на все просьбы, переводить в общую отказывались. Очевидно, боялись, что продолжит переубеждать население и тут.

Впрочем, пытка «одиночкой» не повлияла на взгляды Людмилы. От назначенного адвоката, который советовал ей не говорить на судебных заседаниях про войну и политику, Разумова отказалась. Как и от признания своей вины. Говоря о постах в соцсетях, она приводила в пример один из источников информации — «Новую газету». «Издание с такой историей не может распространять фейки!» — сказала Разумова судье. (В сентябре 2022 года у «Новой газеты» аннулировали лицензию СМИ, сайт издания заблокирован в РФ. — Прим. ред.).

«Я немножко разбираюсь в съемке, — объясняла Людмила. — И если я вижу Харьков, который разбомбили с высоты дронов, то для меня это Харьков, который разбомбили, и больше ничего. Истоки этой войны, ее последствия — я все об этом знаю. 

В октябре 2022 года между гражданскими супругами, которые виделись теперь только в клетке во время заседаний, случился разлад. Александр посчитал, что лучше сидеть тихо и никого не раздражать. Признал вину. Во время выступлений Разумовой в суде, когда она говорила о войне, одергивал ее. Людмила сочла это предательством и «слабостью мужчины, которого всегда видела своей опорой». Сама она вины за ними искренне не видела и не признавала. 

Так произошло их расставание. У каждого была своя правда.

На суд дети и родственники Людмилы не приходили. Как рассказала сама Людмила, это она попросила — слишком тяжело для всех. Но родня ее не бросила, передачи, свидания, звонки — всё это было и есть. Еще СМИ писали, что будто бы пожилая мать Людмилы не приняла антивоенный поступок дочери.

«Мне было страшно и больно до слез. Я даже не стала это читать до конца. Моя мама умерла 12 лет назад, — написала Людмила автору в частном письме из СИЗО, комментируя публикации. — Детей и бывшего мужа я сама настойчиво попросила не приходить на суды. Я не хотела, чтобы они видели меня в клетке и в наручниках, не хотела, чтобы слышали, как лгут на суде «правоохранители». Я тогда похудела в два раза и была похожа на скелет. Зачем это было видеть моей на тот момент еще несовершеннолетней дочери? Никто меня не бросал!»

Ближе к концу процесса за дело Разумовой и Мартынова взялись адвокаты правозащитного проекта «ОВД-Инфо». Но на итог это не повлияло. Александра Мартынова, признавшего вину, приговорили к 6,5 годам в колонии общего режима, Людмилу — к 7. Вышестоящая инстанция оставила решения в силе.

В последнем слове Людмилы были такие слова: 

«Путин гордится тем, что у нас есть оружие, аналогов которого нет в мире. Не лучше ли гордиться здравоохранением, образованием, зарплатами, пенсиями… Нет, нам не надо, чтобы аналогов им не было в мире, нам хотя бы, чтобы они были достойные нас. А пока у нас есть только «величие» и море водки. Величие — для гордости, водка — для поднятия духа. А несогласных сажают в тюрьмы и ломают жизни и судьбы людей, у которых еще есть свое мнение».

Вскоре ей начнут ломать жизнь в колонии в Вышнем Волочке. 

Ад

ИК-5 в городе Вышний Волочёк на Ржевском тракте (название улицы) в Тверской области известна тем, что была построена еще при Екатерине как пересыльная тюрьма. В конце XIX века здесь располагалась тюрьма для политических. Арестантов часто держали в темных камерах ШИЗО в подвалах со сводчатыми потолками. За столетия мало что изменилось: по словам очевидцев, вид у тюрьмы, особенно у полуподвальных помещений, средневековый. 

Эмоциональная, не готовая подстраиваться и унижаться, Разумова в женской зоне в Верхнем Волочке оказалась «проблемной». Да еще с политической статьей. Отношения с администрацией не сложились. За непокорность ей мстили. Старыми, проверенными на других политзеках методами. 

С момента прибытия в колонию Разумову около десятка раз отправляли в ШИЗО (штрафной изолятор) и еще по нескольку раз в СУС (строгие условия содержания) и ПКТ (помещение камерного типа). Подробнее об этих видах наказания в колониях и тюрьмах можно прочесть тут.

Предлоги каждый раз были взяты «из воздуха». Один из рапортов составили за то, что Разумова не указала дату изготовления переданных ей лимонов в сахаре. В другой раз — не вышла на зарядку. В третий — за то, что поделилась с сокамерницей продуктами, а сокамерница поделилась с ней… Ну и так далее. В итоге Разумову признали «злостным нарушителем режима».

Из писем Людмилы друзьям и журналистам в начале 2025 года: 

«Риту (подругу из числа осужденных) посадили на три месяца в ПКТ за то, что она ела печеньки из моего контейнера, меня — за то, что я ела из ее контейнера. Вчера меня, всю зарапортованную подобной хренью, отправили на три месяца в ПКТ, сегодня перевели на 14 суток в ШИЗО — за то, что сотрудница, которую все презирают (я обязательно напишу, за что), не вывела меня в туалет, сказав, что сможет только через полчаса. А я не могу терпеть после ШИЗО и ПКТ и сна на полу, у меня «терпелка» не работает давно. Я ей сказала: «Ничего хорошего в твоей жизни не будет». Она это записала на видеорегистратор (ее, я думаю, попросили это сделать, вывести меня на эмоции), и у меня теперь выговор за то, что я ей «ТЫ» сказала». 

«У меня очень много рапортов (50!), где я ничего не нарушала.

Как это оспаривать? <…>

Есть способ оспорить через суд, но расчет тут на то, что на это никто из осужденных не готов. Причин много: морока, финансы, безысходность, а главное — это как приговор.

Жалуешься — будешь тут до звонка, до конца, а еще тебя вносят в черный список «оборзевших» и лепят тебе нарушения, рапорта, ШИЗО, СУС, ПКТ и просто усиленное внимание <…>».

Еще осенью 2024 года в Вышневолоцком районном суде состоялся процесс по иску корреспондентов Людмилы Разумовой, чьи письма были уничтожены цензором колонии. Помимо этого, рассматривался иск об изъятии у осужденной правозащитного издания «Тюремный вестник». И хотя суд встал на сторону ИК-5, цензору, которая уничтожила личные письма Разумовой, пришлось уволиться.

Плохие условия и частое нахождение в холодных подвальных помещениях колонии привели к обострению хронических заболеваний. В конце 2024 года у Разумовой ко всему прочему случился нервный срыв. После чего ее временно поместили в тюремную больницу для обследования.

Затем вернули в колонию, и снова ШИЗО — на этот раз за якобы съеденную конфету сокамерницы. 

Отчаяние

К февралю 2025 года силы и нервы Разумовой иссякли, что стало заметно даже по ее письмам:

«Я не хочу больше ничего, я не могу, просто не могу, потому что я не железная. И мне все равно. Мне уже не страшно. Ничего не страшно <…>

Мне надо уехать отсюда. Пусть на время. Просто вздохнуть. Я задыхаюсь, так все устроено. В моей камере нет воды, не работает унитаз. Местная провокаторша убийца (осуждена за убийство) испортила мои продукты, и я каждый день вижу членов [дисциплинарной] комиссии и слышу бред, вранье, вранье…

Я хочу уехать от своего недержания уже себя в руках. Я чувствую, что уже не могу… <…> Мне ничего уже не страшно».

Из другого письма — середина февраля 2025 года: 

«Все. Теперь я в СУСе, так, как я и предвидела. Ломка, шантаж, провокации, запугивание и прочие методы против сильных от слабых духом. <…> Они снова применяют противозаконное, и чем дальше, тем глубже уходят под землю и даже понимают, что закапываются, но делают все равно по старинке и уже так истерично лепят, ошибаются грубо.

Опять тащат все из холодильника, все переворачивают, разбрасывают, следят, как мелкие воришки. Знаю, что дальше по их сценарию. <…>

Единственное, за что я боюсь, так это здоровье, и не могу его контролировать. Меня не лечат, не дают мои таблетки. Недавно было отравление. Уже второе тут».

Письмо от конца февраля 2025 года:

«<…> Я опять в ПКТ на три месяца. Я знала, что они будут так делать. Не удивлюсь, если уже скоро пойду в ШИЗО, и все это потому, что я Москальковой написала <…>». 

<…> Если меня не отвезут в Торжок (больница) вместе с моими вещами, то быть беде. Всё на грани у меня. Только что повели в душ. Сотрудница села в предбаннике, где догола раздеваются, и улыбается. Она-то лучше всех знает, что я не стану раздеваться при ней. Я развернулась и пошла назад.

я не могу себя контролировать больше. Вообще не могу. Думаю, они планируют применить силу, и тогда…

Вчера меня посадили в ПКТ, но в ПКТ, где я была, сидит тетка, что спровоцировала нас на конфликт, и меня тогда отправили в ШИЗО, тут эта тетка попросилась зайти в СУС, в мою комнату, чтобы… не знаю.

Ее не должны были туда пускать, раз она в ПКТ. Она залезла в холодильник и потопталась по моим пакетам с едой. Все разлилось, сломалось, перемешалось, многое пришлось выбросить. Думаю, она не сама это придумала. Знала бы ты, какое это чудовище. Она скоро будет в СУСе (через неделю), а я в ПКТ, и она будет жрать мои продукты, дербанить их всевозможно. Она на все способна. Там же и мои вещи — вся одежда, письма, фотографии. Она будет лазить, ворошить, и я умираю от этой мысли. Сотрудники ее слушаются во всем, потому что она «дятел». Стучит на нас и на них. Приходят опера, беседуют с ней часами.

Она в СУСе будет еще год, а я год буду в ШИЗО и ПКТ во избежание конфликта. Они знают, что я терпеть не буду, и знают, что она может убить».

Голодовка

4 марта 2025 года стало известно, что Людмила Разумова объявила сухую голодовку в колонии, протестуя против надуманных рапортов и требуя перевода в тюремную больницу в Торжке. Там она уже ранее обследовалась. Голодовка продолжалась две недели. 

Из письма периода голодовки: 

«Маня моя, Любушка и все-привсе… голубушки мои!

На публикацию согласна. На все согласна, что вы делаете, ибо всецело вам доверяю.

Верю в победу и в себя. Держусь.

P. S. Давление упало на дно — 100 на сколько-то.

Воду пью, только когда пью таблетки и корвалол.

В космос бы меня не взяли, сейчас — это точно. Но забрали бы в вытрезвитель. Шатаюсь.

А рапорта, как горох, сыпятся все равно».

О голодовке Разумовой писали все независимые СМИ. В фейсбуке был запущен флешмоб #греюсьобкота в поддержку политзаключенной. А проект ОВД-инфо вместе с проектом «Неотложка» запустил проект «Дятел». Через этот сервис все желающие отправляли обращение в прокуратуру и ФСИН с требованием провести полное медицинское обследование и назначить необходимое лечение Людмиле Разумовой, а также перевести ее в другую колонию.

Ситуацией заинтересовалась уполномоченная по правам человека в Тверской области Надежда Егорова, пообещала посетить ИК-5 и лично встретиться с Разумовой.

Письмо Людмиле написал политзек Владимир Кара-Мурза-младший. Он попросил ее начать есть и принимать необходимые для лечения ее хронических заболеваний таблетки. Для борьбы нужны силы. 

12 марта Людмила прекратила сухую голодовку и… тут же была отправлена в ШИЗО — за то, что не работала и не делала зарядку во время сухой голодовки.

Спустя неделю Разумову отправили в больницу в городе Торжок.

Это был 1:2 в ее пользу. Еще неизвестно, каковы последствия для здоровья сухой голодовки. 

Измученная, но не сломленная, она пока успешно доказывает: с ней так нельзя. 

Да ни с кем так нельзя.

Из письма Людмилы Разумовой — о том, как она узнала о гибели Навального, который тоже доказывал, что с ним так нельзя:

«А я помню, какая была погода в феврале в тот самый день (16 февраля 2024 года). Было хмуро без солнца и мороза. Я зашла в столовую и услышала голос Кэти (Кетеван) Хараидзе (бывший муниципальный депутат Тверского района Москвы, на тот момент отбывавшая 4 года колонии по делу о «мошенничестве») — она одна сидела за столом, и лицо было болезненно серым.

— Люся, Навальный умер. 

Дальше не помню как будто. Она что-то говорила еще, а я ушла на улицу и курила, и слезы струями, и темно, и ноги ватные, и никого не хотелось видеть, и все было так, как будто свет во мне выключили. А потом еще было много дней без солнца, и без тепла, и без надежды.

Да, это было концом света».

Сегодня ясно: оставаться Людмиле Разумовой в этой колонии опасно — из-за нелечения, из-за администрации и сотрудничающих с администрацией провокаторов.

Срок УДО Людмилы уже скоро. С таким букетом нарисованных нарушений система вряд ли настроена на гуманизм. Или, может, обмен?..

Одно из последних писем Разумовой до перевода в больницу:

«Они знают, что я не сломаюсь. Я не сломаюсь. Я могу умереть, поехать крышей, могу получить инсульт (как у папы и мамы), инфаркт (тоже наследственность), но до СУСа мне не дожить. Я сижу опять в своей камере, где холодно, сыро и воняет канализацией».

Главное сейчас — выжить. А это возможно если не на свободе, то в другой колонии.