Один Борщёв и сотни спасенных жизней

Его имя сегодня не очень известно поколению 20-летних и даже 30-летних неравнодушных и не аполитичных россиян. Лишь строчка из официальной биографии: «советский диссидент и российский политик, правозащитник и журналист».

Борщев куда больше этих строк. Как точно заметил глава «Мемориала» Ян Рачинский, «Борщёв был фигурой героической, хотя в его манере держаться это было категорически незаметно». 

Всегда в строгом костюме и с красным галстуком. Напоминал больше ученого, академика, нежели диссидента и правозащитника. Он и был ученым: изучал возможность общества влиять на власть и возможность власти соблюдать права общества. После Людмилы Алексеевой Борщёв был ключевой фигурой в российской правозащиты конца 90-х и двухтысячных. На протяжении десятилетий он занимался созданием и продвижением того, на чем сегодня в России поставлен жирный крест, — контролем независимых наблюдателей за тем, что происходит в самой закрытой структуре страны — российской тюрьме. 

…Когда-то уволившийся из «Комсомольской правды» (по образованию журналист) в знак протеста против осуждения редколлегией Александра Солженицына, Борщёв вскоре познакомился со священником-диссидентом Глебом Якуниным. Так началась его личная история, где главным были права людей и человека в частности, начиная от преследуемых за веру христиан и заканчивая политическими городскими активистами. Само собой, как и полагается джентльмену, прошел через самиздат, подполье, слежки, угрозы, избиения, а еще аресты и лагеря друзей (того же Якунина). Перестройка позволила выйти из тени и наконец реализоваться на месте, где оказался очень нужен сотням и тысячам людей.

Трудно описать, где не состоял и в чём не принимал деятельного участия Борщёв за три десятилетия: от председателя Комиссии по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности Московского горсовета до члена Комиссии Госдумы по проверке фактов нарушений прав подозреваемых и обвиняемых, от члена комиссии по помилованию до члена уже путинского Совета по правам человека, еще была Московская Хельсинская группа у Алексеевой (после ее кончины возглавил МХГ), «За права человека» Льва Пономарева, «Яблоко», «Мемориал» и даже членство в Научно-консультативном совете при Генеральной прокуратуре и председательство в секции правоохранительных органов Экспертного совета при Уполномоченном по правам человека РФ. 

А еще был абсолютным пацифистом. Осуждал первую чеченскую при Ельцине, потом вторую чеченскую при Путине. Был в Буденновске, где вместе с Ковалевым спасал заложников из захваченной террористами больницы... Конечно, осудил полномасштабное вторжение в Украину. Еще в 2014-м осудил аннексию Крыма и подписал письмо с требованием «вывести с территории Украины российские войска и прекратить пропагандистскую, материальную и военную поддержку сепаратистам на юго-востоке Украины».

Ему уже было ближе к 80. Но Борщёв все так же в строгом костюме и в красном галстуке (иногда галстук заменялся красным шарфом) выходил на пикеты и митинги против циничных законов депутатов Госдумы, направленных против граждан и их таких элементарных, казалось бы, прав, как свобода слова, собраний, частной жизни и передвижений. 

Очень много уделял внимание тюрьмам. Лично инспектировал «Матросскую тишину» и СИЗО «Бутырка» после смерти юриста Сергея Магнитского. Лично и сразу же проводил с коллегами собственное расследование. Лично изучал обстоятельства гибели. Лично собирал доказательства. Лично рассказывал о своих выводах (Магнитский был убит, а не умер от сердечной недостаточности) общественности… 

К тому моменту Валерий Борщёв уже был председателем Общественной наблюдательной комиссии Москвы по контролю за соблюдением прав арестантов в местах лишения свободы. 

Именно он вместе с Сергеем Ковалевым в начале 2000-х стал одним из авторов закона об ОНК. Борщёв в итоге сделал возможным невозможное — открыл эти тюрьмы для наблюдателей. Важна эпоха: Борщёв сделал это при Путине. Так скажем, в момент, когда отечественный «Титаник» под названием «правосудие» плавно погружался под воду. Но Борщёв и еще пара-тройка таких же по-хорошему сумасшедших, крайне самоотверженных и активных правозащитников цеплялись за любые возможности, чтобы этот «Титаник» спасти вместе с пассажирами. Даже когда уже было понятно: бесполезно. Даже когда было окончательно ясно: для власти, Путина в частности, права человека — пустой звук, а само словосочетание «гуманизация пенитенциарной системы» вызывает лишь циничную ухмылку. 

Борщёв с коллегами за эту гуманизацию боролся до самого конца. С некоторой академичностью, со свойственной немолодым политикам и активистам неторопливостью, но всегда (что не присуще как раз молодым) доводил с коллегами начатое до конца. 

Всё было просто. Суть состояла в том, что администрации тюрем и колоний обязана открывать перед наблюдателями двери. 

«Заключенным нужны общественные наблюдатели. Охранники у них уже есть», — гласила надпись на плакате Михаила Кригера, в свое время выходившего с Борщёвым и Людмилой Алексеевой в пикет в поддержку ОНК еще в «вегетарианские» времена, когда власти применяли лишь точечные наезды на структуру. 

По меткому выражению бывшего члена ОНК и аналитика ФСИН, писательницы и журналиста Анны Каретниковой именно Борщёв дал ОНК жизнь, «открыв те двери, которые закрываются на два оборота ключа».

2016 год для независимого ОНК стал точкой невозврата. Осенью окончился срок еще живого созыва наблюдателей, а в новый состав наиболее активные члены комиссий по всей стране не попали, среди них Зоя Светова, Анна Каретникова, Елена Масюк и многие другие.

Борщёву уже не давали быть председателем ОНК и ходить по тюрьмам, фиксируя нарушения, собирая жалобы и обращения арестантов.

В 2020 году из ОНК изгнали последнего активнейшего и смелого наблюдателя — Марину Литвинович.

Убрали независимых наблюдателей из ОНК и в регионах.

Рамки дозволенного сжимались. В воздухе уже висел свинец. 

В ОНК оставались одна Ева Меркачева (но ее на всех не хватало) и… силовики под видом правозащитников. Последние если и ходят в колонии, то только чтобы поздравить и наградить ветеранов ФСИН и принять участие в каких-то официальных мероприятиях. 

Все-таки знаково: как и все остальные институты гражданского общества, независимое ОНК было разгромлено аккурат накануне войны с Украиной. Ну не могла такая структура существовать в эпоху массовых репрессий против собственных граждан, эту войну не поддержавших. 

Борщёв не дожил до окончания этой войны. Тяжело болел последний год. Еще раньше ушли Алексеева, потом Ковалев, потом разгромили ОНК да и все гражданские институты вместе взятые. Никто в самые последние годы его жизни не собирался в Сахаровском центре на Земляном валу — месте, ставшем родным для всех тех, для кого права человека больше, чем просто слова. Центр отобрали, а на двери нарисовали букву Z… Пономарев эмигрировал, как и десяток других коллег. А в тюрьмы, если ты не силовик, больше «с улицы» не пускали. 

С уходом Валерия Борщёва 3 ноября 2025 года эпоха легендарного правозащитного движения 90-х и нулевых окончательно завершилась. Проиграли ли они системе, которую так хотели сделать гуманнее? Покажет время. Но что точно: они хотя бы пытались. А главное — оставили наследие и учеников. Таких же бескомпромиссных.

Вынужденная также эмигрировать бывший наблюдатель Марина Литвинович призналась, что успела при жизни поблагодарить Борщёва за ОНК:

«Ушел дома, в больнице быть он не хотел. Из его комнаты сделали хосписную палату, — рассказала еще одна его ученица по ОНК, журналистка Ева Меркачева. — Он долго боролся с мучительной болезнью. Последний год не вставал. Но был активен. Звонил. Пытался помочь разным людям, попавшим в беду. Не все во власти его, мягко скажем, любили за его политические взгляды. Но он был таким, каким был. Свободолюбивым. <…> Светлая память».