Прощание с Викторией

Смертельно опасные репортажи

С начала большой войны Вика ездила в командировки — нет, просто пробиралась на свой страх и риск! — на оккупированные территории. Делала то, что никто больше не осмеливался: писала оттуда репортажи, снимала видео, проводила расследование о пыточных на территории Запорожской области.

Рощина выбрала для себя формат фрилансерства. «Громадське» после того, как она попала в плен в первый раз, прервало с ней сотрудничество, чтобы не поддерживать дальнейших смертельно опасных попыток. Позже Викторию публиковала «Украинская правда».

Второй раз журналистка исчезла на оккупированных территориях в августе 2023-го. О поездке редакторов не предупредила, чтобы не тратили силы, не отговаривали. Поэтому никто толком не знал, куда она направилась. «Остановить Вику было невозможно», — вспоминала главный редактор «Украинской правды» Севгиль Мусаева. Через некоторое время отец Рощиной позвонил Севгили: дочь не выходит на связь. К поискам подключили все возможные инстанции, от правозащитников до Генеральной прокуратуры Украины, СБУ и даже Папы Римского, к которому медийщики обратились с письмом-просьбой о спасении гражданских заложников.

По оперативным каналам до коллег Вики дошла информация: Рощину удерживают в так называемых гаражах города Мелитополя Запорожской области. Ситуация выглядела отчаянной: если ниточка следа сейчас прервется, то найти ее снова будет практически невозможно: палачи не любят предъявлять своих жертв после допросов. Но вскоре отец Виктории получил от россиян официальное извещение: она в плену. Без уточнений, где именно и что ей инкриминируют.

В августе 2024-го дочери и отцу даже дали возможность поговорить по телефону. В сентябре Севгиль Мусаева узнала, что Рощина может вернуться уже в ближайшее время: готовился обмен. Но среди освобожденных пленников Вики не оказалось. А еще спустя месяц родным прислали короткое письмо из Министерства обороны РФ: «Умерла, тело будет передано украинской стороне в рамках обмена телами задержанных лиц».

Из-за мумификации останков эксперты затруднялись сделать окончательный вывод. Образцы отправили французским судебно-медицинским экспертам.

Неудивительно, что отец долго отказывался признавать страшную правду. Последние экспертизы в июле 2025-го поставили точку в мучительном процессе: да, ошибки нет, это Вика Рощина. Добавили в протокол: повреждена шея, переломаны кости, зафиксированы кровоизлияния в мягких тканях височной области, правого плеча и голени.

Украинские правоохранители заочно сообщили о подозрении руководителю Таганрогской колонии номер два — 44-летнему подполковнику внутренней службы РФ Александру Штоде. Именно он организовывал пытки Рощиной, которую содержали в колонии. Возможно, особая жестокость была вызвана профессиональным интересом журналистки к тому, как на оккупированных территориях расправляются с «врагами России»: «Хотела это узнать? Узнаешь…»

Неделю назад президент Зеленский подписал указ о награждении Виктории Рощиной орденом Свободы посмертно.

Великая работа журналистика

Эта картина будет долго стоять перед глазами.

Идет поминальная служба. Множество журналистов с телекамерами и фотоаппаратами окружили гроб, на крышке которого на рушнике, по традиции, лежит круглый хлеб — ржаная паляниця. Знакомый репортер, прошедший десятки горячих точек, наводит объектив, тут же опускает, смаргивает и продолжает работу. Другой камерамен выбирает ракурс, чтобы попал портрет Вики прямо у алтаря, в окружении белых хризантем, и не скрывает слез. Сотрудница информационного агентства держит букет роз с траурной лентой и ноут на весу, пишет новость, по-детски вытирая ладошкой щеки.

Отец Виктории и ее младшая сестра, тоненькая девочка в черном, сидят, окаменело держась за руки. В заполненном храме, куда льется с улицы солнечный свет, слышен только голос священника и хор певчих. После молебна священник обращается к собравшимся:

— Каждый человек в этом мире имеет свое предназначение. На войне журналистика — великая работа. Журналист не знает, когда вернется и вернется ли живым. Он должен добывать правду. Даже сегодня, прощаясь с рабой Божьей Викторией, настоящей христианкой, защищавшей людей, мы говорим о том, как она любила свою работу и помнила о предназначении: добывать правду. Она победила, хоть жизнь ее закончилась в муках, тело немощно, но дух бодр, — продолжает священник. 

— Героям слава! — откликаются люди под сводами храма.

«Дорого заплачено — ми їм не пробачимо»

Распорядитель похорон (церемонию организовали несколько редакций, с которыми сотрудничала Вика) делает объявление:

— Сейчас все пойдем на Майдан. Там будет гражданская панихида. Кто очень устал, найдем место в автобусе. Но, смотрю, вы ребята молодые…

Он прав. Журналистика за время войны в Украине очень помолодела, и у нее в основном женское лицо. По улице Михайловской, где полиция перекрыла движение транспорта, к Крещатику спускается колонна, большинство которой составляют девушки, одетые в чёрное, — коллеги из разных редакций и студентки факультетов журналистики. У них строгие сосредоточенные глаза.

На Майдане к процессии присоединяются другие киевляне. Звучит песня «Украинское солнце»: «Дорого заплачено — ми їх не пробачимо» («Дорого заплачено — мы их не простим»).

Вижу военных-ветеранов. Рядом, на газоне, трепещут бесчисленные флажки у портретов побратимов, погибших на войне с Россией.

Вику люди встречают, опустившись на одно колено, — как павшего защитника. И при этом в словах тех, кто подходит к микрофону, не чувствуется ни отчаяния, ни надрыва, ни особого похоронного пафоса, который поневоле превращает всё в ритуальное действо. Даже отец и сестра, единственные кровные родственники здесь, кажется, чувствуют свою не-одинокость среди прежде незнакомых им лиц, объединенных профессией.

— Вика никогда не оставляла начатое, — произносит Ангелина Карякина, главный редактор новостей «Громадського телевидения». 

Так родился документальный фильм Рощиной об украинских моряках, захваченных в Керченском проливе, суды над которыми она освещала аж до самого обмена. Ездила в Россию, знала все детали. И, наверное, была единственной журналисткой, которая во время большого обмена в 2019-м, когда вернулось много узников, всех их назвала в прямом эфире по именам…

— Еще я училась у Вики никогда не жаловаться, хоть у меня это плохо получалось, — улыбнулась Ангелина. — Ни разу не слышала, что она голодна, устала, хочет спать. Ни разу не брала отпусков, выходных. Потому что журналистика для нее была не работой, а образом жизни. Единственное, на что могла сердиться, — нет доступа к информации.

Траурные митинги выглядят иначе. Вика Рощина даже тут смогла заставить коллег перевести воспоминания в профессиональное, интересное ей русло.

— Осенью 2022 -го Виктории вручили премию «За мужество в журналистике», — сказала Севгиль Мусаева, главный редактор «Украинской правды». — Она должна была поехать в Нью-Йорк на церемонию вручения. Сроки приближались, я спросила: «Ну что, ты открыла визу? Тебе надо немного отдохнуть, это хороший вариант». «Нет, не успела», — отмахнулась она. В сентябре вместо походов в посольство отправилась на оккупированные территории освещать референдумы, которые как раз проводили Россия и марионеточные власти. Истории людей оттуда Вика ставила выше творческого признания.

— После первого плена мы часто говорили о том, можно ли писать об оккупированных территориях и не ездить туда, — заметила Мусаева. — Но Вика и слышать не хотела о таком варианте: «О людях в оккупации забыли. Я — не забыла».

— Сейчас я передам слово коллеге, которая на территории России спасла не одного украинца, — это снова Карякина. — Она выехала из РФ после начала полномасштабной войны и продолжает очень помогать нашей стране, гражданским и военным. Ее тоже зовут Виктория.

— Вибачте, я хочу сказати про Віку, но мой украинский еще плох, — Виктория Ивлева, российская журналистка и фотограф, лауреатка премии «Свободная пресса Восточной Европы», бесстрашная женщина, не раз работавшая под обстрелами, заметно волновалась. — Мы познакомились до большой войны, во время суда над украинскими моряками, которых я и мои друзья девять месяцев опекали в следственном изоляторе «Лефортово». Вика приезжала несколько раз, сделала отличный репортаж. И я тогда поразилась ее незаметности. Она умела делать свое журналистское дело, не пихая никому микрофон под нос, не подкатывая с камерой: «А что вы чувствовали, когда ваш сын погиб?»

— Последний раз мы виделись в 2022-м, летом, в последних числах июня, в Лисичанске, где я занималась эвакуацией, — продолжала Ивлева. — Было понятно, что идет к сдаче города. В одном из подвалов собралась довольно агрессивная толпа женщин. И вдруг из этой толпы, из середины, вышла девочка, я вначале Вику и не признала. 

— Очень трудно говорить, — сделала паузу Ивлева. — Мы пытались с моими российскими коллегами, которые еще не потеряли разум, что-то узнать в Таганроге. Но пока это абсолютно закрыто. Мне очень стыдно. Стыдно — не то слово, жить не хочется. Но я понимаю, что если я могу чем-то быть полезной для Украины, живя здесь, я пытаюсь. Понимаю, что в гибели Вики Рощиной виноваты сто сорок миллионов жителей Российской Федерации. И я — одна из них. И не снимаю с себя вины. Я надеюсь, что правда восторжествует — потом, так всегда бывает. И кто-то из вас доживет до этого. И что главная журналистская премия в Украине будет имени Виктории Рощиной.

Похоронили Вику Рощину на мемориальном Байковом кладбище.