Пес его знает

Депрессивный главный герой и его верный пес Инди приезжают в затерянный в лесу дом покойного дедушки. Его смерть намекает, что в доме есть что-то угрожающее и неподвластное человеческому пониманию. Сестра героя беспокоится, таинственный охотник на лис расставляет капканы в тихом лесу. Герой находит у дедушки сотни видеокассет, где он снимает дом, себя и пса и делится странными откровениями. Протагонист слабеет с каждым днем: холодно, мокро, света и тепла не хватает, а скрытое зло вот-вот вырвется из сырого подвала.

В интервью режиссер-дебютант Бен Леонберг формулирует простую, почти детскую догадку, почему собаки лают в пустые углы, избегают подвалов и застывают у лестницы. Режиссер хотел зафиксировать именно собачьи сверхчувствительные каналы — слух и обоняние — и перевести их в киноязык, где камера, звук и монтаж работают как единый сенсорный аппарат. История запуска проекта в итоге превратилась в семейное начинание: Инди — настоящий пес Леонберга, и, чтобы поймать его спонтанные реакции, съемочный процесс растянули, минимизировали команду и внесли упражнения для дрессировки Инди в повседневный распорядок. Результат — непричесанные движения, случайные остановки, собачья логика пауз и рывков, которую в постпродакшне собирали монтажом.

Камера действительно целиком подчинена собаке, ее инстинктам и маршрутам: 

Ограничения кадра только усиливают эмпатию к животному: мы видим мир его глазами — фрагментами, обрывками, с упрямым вниманием к порогам, щелям, лестничным пролетам, звукам на улице. Ключевой прием фильма — постоянно низкая точка съемки (в соответствии с ростом и размером собаки) и очень мало экранного времени для людей (лиц мы практически не видим, а видим ноги, стопы и руки).

Вспомните «Том и Джерри», где лица людей тоже никогда не появляются: в «Глазами пса» поворот камеры — это поворот головы пса. Эмоциональный скелет фильма держится на том, как Инди слышит дом и как мы вместе с ним охотимся за источником звука, которого не видим: своего рода эффект Кулешова, переведенный на собачий язык.

С этим подходом связана и операторская стратегия: долгие проезды на уровне пола, частые фокусировки на дверных проемах и подступах к лестнице, внезапные стоп-кадры на пустотах. Учитывая, что классический хоррор часто строит напряжение на намеках — бликах, тенях, силуэтах, — взгляд пса улавливает их гипертрофированно. Здесь напряжение возникает из слышимого и мнимого: мы слышим сквозняк, шаги сверху, дребезг батареи, свист в шахте, а камера упрямо ничего не выдает. Зрителя заставляют перестроить приоритеты восприятия: сначала ухо и кожа — потом глаза. Из-за великолепного саунд-дизайна фильм однозначно рекомендуется смотреть в кинотеатре, а не дома. Звук обеспечивает фильму лучшие сцены: когда бас ползет снизу, как будто дом гудит костями; когда свист из щелей вызывает оторопь; когда дыхание Инди создает саспенс. Ставка на безусловную любовь собаки к хозяину меняет и зрительскую эмпатию: если в обычном хорроре мы отстраняемся («сделал глупость — расплатился»), здесь мы отстраниться не можем, потому что заботимся об экранном персонаже. Ведь собака не ошибается, она просто любит.

Но когда от атмосферы «Глазами пса» мы переходим к сценарию, фильм радикально проигрывает продуманным арт-хоррорам последних лет — от «Реинкарнации» до «Скинамаринка». «Глазами пса» чередует абстрактные тревоги с прямолинейными атаками, поставленными неровно и очень предсказуемо. Собачья логика «находиться в моменте» работает на сенсорику кино, но убийственна для жанрового саспенса, который требует определенного темпа, осмысленных пауз, нарастающей экзистенциальной угрозы. 

Минимум человеческого присутствия создает фокус вокруг Инди, но эта дозировка становится проблематичной там, где сюжет просит эмоциональных витков — конфликта, контрастов или включения второго плана. Для дебюта это простительно, но для фильма с такой интересной задумкой как минимум обидно: зрительская вера то нарастает, то стирается, и мы то и дело выходим из собачьей головы и садимся в кресло зрителя-аналитика. Хотя вся идея «Глазами пса» — не помещать страх в голову, а позволить телу принять сигнал раньше мысли.

Тем не менее фильм наполнен классными, но не до конца реализованными решениями для жанра слоубёрнера и хоррора. Отказ от человеческой перспективы — отличный прием, который многие режиссеры точно возьмут на вооружение. Картина не переводит лай на человеческий язык, а предлагает зрителям иную перспективу: пожить в теле, которое слышит раньше, чем понимает. Это пост-антропоцентричный киноязык, сочувствие тому, у кого нет речи. Последовательно лишая нас привычных костылей (речь, рационализация, взгляд с высоты человеческого роста), «Глазами пса» открывает новый вид страха: страшно не тогда, когда показывают угрозу, а когда организм чувствует ее раньше нас.