Танцы на грани войны

Пустыня Марокко здесь — пространство для разговора о двух вещах, редко сосуществующих внутри одного фильма: о телесной свободе (танцы, экстаз и музыка) и о политике исчезновений (пропажи, похищения, заложники). Сюжет притчевый: подавленный отец (Сержи Лопес) и его маленький сын (Бруно Нуньес Архона) разыскивают дочь и сестру Мар, исчезнувшую где-то среди кочующих рейверов. Причины пропажи не ясны, поиски не приносят результатов, и отчаявшиеся отец и сын отправляются по следам коммуны в надежде, что Мар отрывается на какой-то вечеринке в пустыне. В начале сюжет строится на розысках девушки, но затем переходит к опыту коллективного выживания. Кочующую коммуну встретят военные отряды, жажда, взрывы, ранения, предельное измождение в краю без ясных карт и связи с внешним миром.

Если без спойлеров, то драматургическая ось фильма — столкновение двух микрообщин: семейной (отец, сын, отсутствующая дочь) и рейверской (группа кочевников, сыгранная актерами-непрофессионалами). Роуд-муви постепенно становится этюдом об этике: о взаимной поддержке в условиях, где границы размыты, законов не существует, а институты не работают. Сержи Лопес играет переживания своим рыхлым телом и печальным молчанием, а Бруно Архона суетится, как обычный ребенок, живущий в моменте. Каст из реальных рейверов добавляет подлинности: это не спекуляция на субкультуре, а попытка передать живой быт.

«Сират» в исламской традиции означает узкий мост, ведущий через ад к раю. Проходя по нему, каждый сталкивается с правдой о самом себе. Режиссер в интервью называет фильм самым политическим и вместе с тем самым поэтическим в своей карьере: это пустынная одиссея, где герои проходят через коллективный транс к осознанию собственной ничтожности и смертности.

Как документ времени «Сират» говорит о памяти и пропаже на фоне войны, не называя фронтов и фракций напрямую. Похищение еврейских заложников с рейва 7 октября 2023 года, тысячи пропавших без вести в Газе, Сирии и Иране, беззаконие и военные преступления на территории военных действий в Украине и России — рамка, в которой независимо от намерений режиссера будут анализировать «Сират».

Визуальный язык строится на использовании технологии Super 16, современной вариации классического пленочного формата: зерно делает песок тяжелым, воздух — видимым, раны героев — теплыми. Ощущение непокоя здесь бродит вместе с камерой за героями. Еще одно действующее лицо фильма — звук. Композитор строит партию баса как природный ландшафт откуда-то из глубины Атласских гор, а звукорежиссерка собирает из гула пустыни эмоциональные послания.

В «Сирате» можно увидеть и осторожные отсылки к традицинной и современной киноклассике: «Искатели», «Забриски Поинт», «Дорога ярости» — другие авторы так же поэтично и с размеренным саспенсом работали с темами риска и топографией опасности.

Хотя фильм не артикулирует большую политику в лоб, он и не прячет ее за жанром. Исчезновение девушки встроено в картину мира, где пропажа человека не исключение, а обыденность. Убитые, похищенные, изувеченные, нелегалы, попавшие в рабство, взятые в заложники, — просто элементы статистики. У исчезновений есть своя процедура и бюрократия: сотни тысяч дел расследуются годами, растянутые между ведомствами и границами. 

Ожидание стало новой формой пытки для семей и сочувствующих. Bring Them Home Now и инициатива по поиску пропавших без вести в Газе — два сейчас самых известных движения за возвращение мирных жителей — не приносили результатов, несмотря на огромные охваты. «Сират» не называет эти кейсы, но отсылает к ним: рейв как последняя зона свободы и пустыня как пространство, где человека легко стереть. Этот фильм политический не в словах и лозунгах, а в ритме и длительности: в том, как долго камера держит крупные планы, как невыносимо тянется путь, как не заканчиваются жертвы, как однообразно скудны пейзажи заколдованного края.

Слово «исчез» звучит в новостях ежедневно — в контекстах войны, миграции, катастроф, тюрем и пыток. На этом фоне «Сират» как высказывание делает два принципиальных шага. Первый — не фетишизирует травму, а превращает ее в опыт, который надо прожить вместе: идти, ждать, искать, прислушиваться к инстинктам. Второй — не упрощает политику: не дает понятного злодея и не рисует «правильного бунта».

«Сират» — кино про то, что политическое начинается с попытки услышать, подстроиться и выдержать темп другого человека. И это очень точный навык для времени, когда новости учат нас обратному: разделяться, забывать и игнорировать.