Риторика свободы

Самый страшный год ХХI века — от февраля 2022-го до февраля 2023-го — победил в мрачном соревновании и c войной с террором, и с ковидом, и со всеми прочими напастями, выпавшими на долю начавшегося столетия.

Между тем, эйфория последней декады предыдущего века готовила нас совсем к другому — счастливому — будущему. Но утопия обернулась дистопией. Тектонический сдвиг, вызванный путинской войной, оказался настолько разрушительным, что под тяжестью перемен сама история потекла, как металл под невыносимым давлением.

Степенный ход времени сменился истерическими рывками, причем не вперед, а назад. В путинской России стрела времени развернулась немыслимым образом: страна не живет, а пятится.

Когда война еще только началась, многие считали, что Россия, поспешно теряя свободы, завоеванные со времен перестройки, медленно отодвигается назад. Но не успела она добраться до начала 1980-х, как под угрозой ядерного шантажа отступление скатилось к году Карибского кризиса.

Сегодня Россия врезается в тоталитарное прошлое с таким азартом, что актуальным кажется уже 1937-й — с эпидемией доносов, государственным террором и всеобщим страхом. Впереди, как утверждает, к несчастью, самый опытный пророк Владимир Сорокин, маячит эпоха Ивана Грозного с опричниками.

Путинская агрессия заразила прошлым не только свой, но и мировой календарь, отбросив историю в годы мировых войн. Не зря новая немецкая экранизация романа «На западном фронте без перемен» Ремарка оказалась настолько ко времени, что, получив букет наград в Европе, вошла в список лучших фильмов, номинированных на «Оскара».

В Америке историческая память важна по-своему из-за уроков прошлых конфликтов. Обе мировые войны могли бы не произойти, как считают некоторые историки, если бы Америка не поддалась самому старому и самому сильному из своих соблазнов: изоляционизму. Ведь эта страна, собственно, и возникла как убежище от невыносимых свар Старого Света.

Потворствуя этим настроениям, президент Вудро Вильсон делал всё возможное, чтобы удержать свою страну от вмешательства в Первую мировую. Вступить в нее Америку вынудили зверства германских подводных лодок, топивших мирные пассажирские суда. 

То же и со Второй мировой, когда бездействие США внушило Гитлеру ложную уверенность в победе на континенте.

Если продлить цепочку рассуждений до нашего времени, то надо будет вспомнить 1990-е, когда Холодная война завершилась победой обеих сторон, и Америка, после развала СССР, вновь мечтала устраниться от европейских проблем.

Это уже было у меня на глазах. Я хорошо помню витавший в воздухе оптимизм того времени, когда Запад, увидев в новой России партнера с мирным будущим, готов был разоружиться, поверив в «конец истории». На самом деле, о чём мне довелось беседовать с автором провокационной теории, в ней по-прежнему есть смысл.

— Свободному миру с его демократической политикой и рыночной экономикой, — говорил Фрэнсис Фукуяма, — действительно нет альтернативы. Ни пещерные суеверия террористов, ни мафиозные порядки путинского режима не бросают идейного вызова либерализму.

Но война, как показал Кремль, и не нуждается в идейном, да и в любом другом оправдании. 

И эта тактика — «убийство ради убийства» — вынуждает Запад еще крепче сплотиться для отпора варварству.

С каждым убитым ребенком, с каждым разрушенным домом, с каждым трупом мирного жителя возвращаются полузабытые ценности Запада, которые надо защищать от Путина и за которые воюет Украина.

В сущности, риторика свободы и есть ее главное оружие. Пафос единства с Западом мощно звучит в каждом выступлении Зеленского. Он пользуется словарем и образами, входящими в подкорку цивилизации.

Как Маугли, он говорит союзникам: «Мы с тобой одной крови».

Как цитата из Библии и ссылка на Микеланджело, Украина предстает в речах президента юным, но входящим в силу Давидом в противоборстве с огромным, но безнадежно ущербным великаном Голиафом.

И, конечно, для всего мира важна сознательная и подчеркнутая аналогия Владимира Зеленского со спасителем Европы от фашизма Уинстоном Черчиллем. В страшные месяцы блица, когда Сталин с Гитлером были заодно, поделив тогдашнюю Европу, Англия была одинока в борьбе за свободу Запада. Украина сегодня взяла на себя сходную роль — последнего барьера перед нашествием варварства. Эта задача вызвала метаморфозу, которая превратила украинского президента в реинкарнацию британского премьера. Даже знаменитый неформальная форма одежды защитного цвета Зеленского напоминает костюм Черчилля, который в дни и ночи немецких бомбежек появлялся на лондонских улицах в рабочем комбинезоне.

Нью-Йорк