Воля на роды

«За последние семь лет рождаемость в Иране сократилась на 35%. В ближайшие 30 лет средний возраст жителей республики может стать одним из самых высоких в мире», — рассказал недавно в интервью государственному агентству Tasnim Халил Али Мохаммадзаде, директор иранского Аналитического центра по изучению вопросов здоровья населения и семьи. Он также добавил, что в последнее время в Иране наблюдаются большие проблемы с репродуктивным здоровьем: высокий уровень бесплодия у мужчин и женщин, а также частое использование кесарева сечения при родах (почти в 56% случаев).

Согласно новой идее властей Ирана, одним из способов повышения рождаемости должно стать ужесточение борьбы с незаконными абортами. В конце мая представитель иранского Минздрава Сабер Джабари Фаруджи объявил, что в стране будут созданы специализированные «абортные патрули» под названием «Нафс» («дух», «душа» в переводе с персидского), которые будут состоять из представителей военизированного ополчения «Басидж». Они будут выявлять врачей, которые незаконно проводят аборты, и лишать их лицензии, а женщин, желающих прервать беременность, — «сурово наказывать», не уточнив, как именно.

Борьба за рожениц

В Иране разрешены аборты только по медицинским показаниям — когда есть угроза для жизни женщины или имеются нарушения при развитии плода. Любое другое прерывание беременности карается сроком реального тюремного заключения от двух до пяти лет. Причем под наказание может попасть как врач, так пациентка. Помимо этого, в стране запрещена открытая продажа контрацептивов (они отпускаются только по рецептам), а также операции по стерилизации у мужчин и женщин. 

— В Иране напрочь отсутствует какое-либо сексуальное воспитание в школах или даже университетах. До революции 1979 года для проведения аборта было достаточно согласия мужа, притом тогда эту процедуру могли делать даже в отношении незамужних женщин.

(представитель судебной системы). За этим судьёй и остается последнее слово. Поэтому многие, особенно незамужние женщины, решают делать аборты в подпольных клиниках, а иногда в домашних условиях, в антисанитарии, — объясняет проживающий в Европе иранский политолог Амир Чахаки.

В Исламской Республике с населением почти 88 млн человек, по примерным подсчетам самих иранских властей, ежегодно осуществляются около 650 тысяч абортов, притом 95% из них — нелегальные. «Если нам удастся предотвратить хотя бы 10% абортов, мы поспособствуем увеличению населения нашей страны примерно на 25–65 тысяч человек», — рассуждает член парламентской комиссии по здравоохранению и лекарствам Фатима Мохаммадбеги. 

В начале июня власти Исламской Республики также анонсировали регистрацию абсолютно всех женщин, чей тест на беременность дал положительный результат, — с тем чтобы в дальнейшем отслеживать, кто из них родил, а кто нет. Кроме того, в Иране по инициативе властей активно создаются Центры поиска супругов, цель которых — помочь молодым людям сформировать семью в соответствии с исламскими нормами. Всего планируется создание порядка 300 таких центров по всей стране.

В то же время, как полагает иранист и автор телеграм-канала «Дежурный по Ирану» Никита Смагин, такие инициативы, как создание «абортных патрулей», для властей Исламской Республики являются способом вернуть общество к норме после массовых политических демонстраций на протяжении нескольких предыдущих месяцев. 

— После масштабных протестов в конце прошлого года руководство страны сейчас пытается вернуть общество к его прежнему состоянию. В представлении консерваторов, которые находятся у власти, например, смертная казнь — это всего лишь одна из форм взаимодействия с социумом. То же самое и с абортами: власти видят сокращение уровня населения и поэтому желают бороться с абортами. Но всерьез об инициативе со специализированными патрулями я бы пока не говорил: в самом Иране эта тема пока что мало обсуждается, — подчеркивает эксперт.

Взлет и закат протестов

16 сентября минувшего года 22-летняя иранка курдского происхождения Махса Амини погибла в полицейском участке в Тегеране спустя три дня после задержания сотрудниками «полиции нравов» за неправильное ношение хиджаба. Это событие вызвало самую масштабную волну протестов в современной истории Ирана, то есть с Исламской революции 1979 года. 

Массовые демонстрации происходили в стране и раньше, но они, как правило, носили экономический или явный политический подтекст. Например, в 2009 году в Иране возникли стихийные протесты («зеленое движение») против результатов президентских выборов, на которых консерватор Махмуд Ахмадинежад победил реформатора Мир-Хосейна Мусави. 

Однако протесты осени 2022 года были против самих основ теократического режима в Иране. Движущей силой протеста стали женщины, которые демонстративно срывали с себя хиджабы, а также студенты, захватывавшие целые кампусы местных вузов. Самыми же популярными лозунгами демонстрантов стали «Марг бар диктатор!» («Смерть диктатору!») и особенно «Зан. Зендеги. Азади» («Женщина. Жизнь. Свобода»).

Всего, по информации правозащитников, с 16 сентября по 2 декабря 2022 года было зафиксировано не менее 1641 акции протеста по всей стране. К концу декабря от рук силовиков, в том числе открывавших огонь на поражение по протестующим, погибли не менее 476 человек, включая как минимум 64 ребенка и 34 женщины. По данным ООН, за участие в демонстрациях были арестованы более 22 тысяч человек, более 100 приговорены к смертной казни. Уже в декабре власти, в нарушение юридических процедур, спешно привели в исполнение два смертных приговора, притом одна из казней была публичной, что является большой редкостью для Ирана. 

Примерно к началу 2023 года протестная активность в Иране стала сходить на нет, но, по словам экспертов, это практически никак не связано со смертными приговорами. 

— Полагаю, что смертные казни тут особой роли не играли. Протестная активность спала естественным образом: когда люди примерно три месяца выходят на улицы, но никаких изменений не происходит, рано или поздно число демонстрантов неизбежно снижается, — объясняет Смагин.

По мнению Амира Чахаки, помимо жестокости властей, протестующие потерпели неудачу, потому что у них не было артикулированных целей и четкого алгоритма действий. 

— Спад активности произошел бы и без давления со стороны силовиков. Та же молодежь за счет своей энергии активно требовала изменений, реформ, но большая часть народа поддерживала акции молча, оставаясь дома. К тому же никакой идеологии или ярко выраженного лидера у демонстрантов не было, — указывает специалист.

Расследование гибели 22-летней Махсы Амини, по сути, было спущено на тормозах. «Власти не только не удовлетворили многочисленные обращения семьи Амини о создании комиссии независимых врачей для расследования ее смерти, но и отказали ей в доступе к протоколу вскрытия, а также угрожали ей и оказывали на нее давление», — подчеркивается в докладе спецпредставителя ООН по правам человека в Иране. Согласно официальной версии, девушка якобы умерла из-за проблем со здоровьем, хотя протоколы её задержания так и не были обнародованы.

Новые формы общественного контроля

Руководство Ирана фактически не выполнило ни одного из требований протестующих, а лишь пересмотрело свою стратегию по контролю за частной жизнью. 

— Примерно с октября до апреля были приостановлены методы принуждения. Как будто исчезла та же «полиция нравов», но формально она не была ликвидирована, — указывает Смагин.

Так, среди прочего 8 апреля иранская полиция проинформировала о начале использования «умных камер», которые должны выявлять нарушительниц дресс-кода. После этого по стране прокатилась волна закрытий магазинов, кафе и ресторанов, в которых были замечены женщины без хиджаба. Помимо этого, некоторым владельцам автомобилей стали приходить электронные уведомления о нарушении законов страны («несоблюдение правил, связанных с хиджабом»). После предупреждения приходит сообщение о запрете пользоваться машиной на 15 дней.

Параллельно в Исламской Республике стало резко расти число смертных приговоров, притом необязательно связанных с политикой или участием в протестах. Так, с января по май в Иране были приведены в исполнение 209 смертных казней. Большинство из них были связаны с наркоторговлей.

Одновременно в иранском парламенте в закрытом режиме идет обсуждение поправок к закону «о хиджабе и целомудрии», который, по мнению законодателей, должен будет положить конец неповиновению женщин. Среди прочего, согласно утечкам в СМИ, руководство республики планирует установить денежные штрафы за неправильный дресс-код в размере от 5 миллионов риалов (10 долларов США) до 240 миллионов (480 долларов США) для рецидивисток. Законопроект также наделяет сотрудников правопорядка правом применять насилие в отношении женщин, которые одеваются неподобающим образом и отказываются выполнять предписания.

На пороховой бочке

Сегодня в Иране нет той протестной активности, которая была в конце прошлого года, но тем не менее у властей Исламской Республики много поводов для беспокойства.

Во-первых, в разных уголках страны периодически вспыхивают локальные демонстрации. Во-вторых, протесты приобретают совершенно новые формы, которые могут быть не столь очевидны на первый взгляд. 

— Например, сейчас огромное число женщин демонстративно появляется на публике с непокрытой головой. И это совершенно новая реальность для Ирана, — поясняет Смагин.

Готовность к политической мобилизации является неотъемлемой частью общественно-политического ландшафта Исламской Республики. 

— Если, например, в России до 2022 года в основе политического взаимодействия властей и общества лежала демобилизация, то иранское руководство всегда стремилось к мобилизации населения, к его активному участию, например, в тех же выборах, — подчеркивает эксперт.

В отсутствие официальной статистики независимые иранские СМИ сообщают о том, что в мае уровень инфляции в стране достиг 70%, что на 20 процентных пунктов выше, чем последние официальные данные, опубликованные в январе. Курс национальной валюты по отношению к доллару с середины прошлого года обвалился примерно в два раза — с 300 000 риалов за доллар до 550 000 риалов за доллар. Поэтому ситуация и в экономике, и в регионах выглядит по-прежнему опасной для иранских властей. 

По мнению Чахаки, 

В 2020 году прореформистское крыло иранской элиты потерпело сокрушительное поражение на выборах, оставив за собой только 20 мандатов вместо имевшихся 121 в прошлом созыве парламента. Консерваторы, или принципалисты, получили тогда 221 депутатское кресло, тогда как на прошлых выборах обладали только 83. В дополнение к этому на президентских выборах 2021 года, куда многие серьезные конкуренты из числа реформаторов не были допущены, победу одержал консерватор Ибрахим Раиси (при самой низкой явке в истории — 48,5%). 

Именно консерваторы сейчас определяют иранскую политику и проводят через парламент законы, ужесточающие и без того суровое законодательство Исламской Республики. Поэтому многие возлагают надежду на предстоящие в следующем году выборы в парламент, где, возможно, реформаторам, в том числе бывшему президенту страны Хатами и бывшему премьеру Мусави, удастся взять реванш.

— С учетом того, в каком непростом положении сейчас находится страна, и нежелание консерваторов идти на уступки, массовые протесты могут вспыхнуть в любой момент. Думаю, уже в ближайшие месяцы, — прогнозирует Чахаки.