Мало нам Путина. Мало нам отбиваться от гадостей, которые устраивает нам родное государство, мало нам острого чувства стыда за страну и унизительного ощущения бессилия. Мы теперь должны защищаться не только от российской власти, но и вести оборону по всем азимутам. Те из нас, кто оказался в изгнании, сталкиваются с дискриминацией по паспорту, а всем нам, в том числе и тем, кто остался дома, говорят, что именно мы, как и вся наша культура, виновны в том, что творит сегодня российская власть. Не уехал — виновен в войне. Уехал — в том, что поздно уехал. И те, и те — в том, что не свергли Путина.
Помнится, персонаж Ильфа и Петрова отец Фёдор, сидя на скале, с которой не мог слезть, призывал птиц покаяться публично. Покаяние — процесс интимный и сугубо индивидуальный, покаяния публичные и коллективные, где бы они ни происходили, у меня, например, вызывают ощущение совершаемого над людьми насилия. А если это происходит не в Чечне или в других местах, где люди этим актом пытаются спасти себе и своим близким жизнь, то еще и неловкости за тех, кто поддался давлению.
А потому пользуюсь случаем сказать обвинителям, что не считаю себя лично виноватым в этой войне. Я делал всё, чтобы она не случилась, я противостоял этому режиму сколько мог и как мог и, в общем, сполна заплатил за свою позицию. Я готов принять упреки в том, что не сделал больше, — но лишь от тех, кто в тюрьмах, от тех, кто рискует и рисковал жизнью и свободой, но не от тех, кто давно — некоторые уже много лет — находится в безопасности.
Их позиция понятна. На нашем фоне — на фоне коллаборационистов и трусов — они чувствуют собственную безупречность и величие. Они довольно часто произносят: «Я бы на вашем месте…» Ты сначала окажись на нашем месте!
Мы не должны каяться ради того, чтобы кто-то хорошо выглядел на нашем фоне. Мы не должны брать на себя не свои грехи, но мы должны анализировать то, что произошло с нашей страной и с нами.
Анализировать с холодной головой, не боясь неприятных для себя результатов анализа. Мы должны понять, что такое содержится в нашей культуре — от высокой культуры до бытовых традиций, — что от раза к разу позволяет приходить к власти тиранам, что делает людей безразличными по отношению к творимым ими преступлениям, что позволяет многим и многим, забыв человеческий облик, в этих преступлениях участвовать и их поддерживать. И здесь — страшно сказать — Пушкин и Толстой тоже не в стороне. Насильники Бучи их, может, и не читали, а вот создатели нашего современного фашистского государства, как и творцы предыдущих диктатур, читали. Да и Высоцкого и Окуджаву наизусть помнят.
В нас живет вирус. Его, как и любой вирус, нельзя уничтожить, но его надо изучать — чтобы держать под контролем. Так каждый из нас должен понимать и держать под контролем собственный организм и собственную психику: если от одной рюмки ты теряешь самоконтроль, тебе нельзя пить, если тебе доставляет удовольствие унижать людей, избегай ситуаций, в которых у тебя может появиться возможность делать это, не становись армейским сержантом или школьным учителем, например. То же на уровне общества — надо всё осознать, даже крайне неприятное для каждого из нас, чтобы потом, когда весь этот ужас пройдет, болезнь, как это уже много раз бывало и у нас, и в других странах, не вернулась вновь.
А виновны мы — особенно, конечно, образованные люди, имевшие возможность хоть как-то влиять на других, — в том, что недостаточно внимательно относились к этому вирусу, вирусу фашизма, что смирились с той картиной мира большинства наших соотечественников, которая стала для вируса питательной средой. Виновны в том, что были высокомерны по отношению к согражданам, а потому наших аргументов, пусть сто раз правильных, они не слышали. Это, а не смешные наезды со стороны далеко не самых уважаемых из нас, является серьезной проблемой. И не обращайте вы внимания на дураков, сколь бы известными и знаменитыми они ни были.
Реальная проблема для многих из нас — не злобная глупость обличителей, а дискриминация, с которой сталкиваются все, покинувшие Россию. Кстати, на оставшихся это тоже воздействует: кто-то из-за этого отказывается от идеи отъезда. С дискриминацией всё всерьез.
Это не только постоянно обсуждаемые визы и банковские счета — в визах отказывают, счета закрывают. Это, например, разговоры о том, что в Slavic studies надо бы заменить русский, язык агрессора, на украинский — язык его жертвы. Это позиция некоторых университетов о недопустимости контактов с российскими специалистами, даже и с теми, кто вынужден был покинуть страну. Это бойкот выступлений наших соотечественников на различных форумах и так далее.
Разумеется, это никакой не запрет русской культуры — классику как исполняли, так и исполняют. И это не только действия правительств: часто это всё идет от активных граждан западных стран, считающих именно это правильным.
И конечно, те проблемы с которыми сталкиваемся сегодня мы, совсем не столь ужасны, как те, что вставали перед бежавшими из Германии немецкими антифашистами, — нас всё же не гоняют по миру так, как их.
Нам многие страны продолжают давать вид на жительство, то есть разрешают жить у них, а могли бы и не разрешать. Не стоит забывать, что ни у кого из нас, кроме людей с западным гражданством, нет права находиться там, где мы сейчас находимся: это их воля — позволять нам это. Так что у нас, какие бы претензии мы ни предъявляли, есть долг благодарности по отношению к тем странам и народам, которые нас приютили.
Каждый из нас, конечно, сам, в индивидуальном порядке пытается решать эти проблемы. А что делать нам как сообществу? Во-первых, лоббировать везде, где можно, отмену дискриминационных мер, находящихся в вопиющем противоречии с европейскими нормами, сложившимися после Второй мировой войны. Кстати, все более или менее известные эмигранты постоянно говорят об этом с западными политиками и журналистами. И не без успеха! А что еще? Можно, конечно, обзывать всех русофобами и фашистами, можно обижаться. Не уверен, что это конструктивно. Проблема ведь не в предрассудках или, точнее, излишне простой картине мира части политического класса Запада. Проблема в том, что мы здесь в лучшем случае не нужны, а в худшем воспринимаемся как угроза.
Собственно, об угрозе и сказал президент Чехии Петр Павел, рассуждавший о контроле спецслужб над россиянами в Европе. И неважно, сколько среди нас путинских агентов: принимая решения относительно нас, политики Запада и общественные активисты будут исходить не из реальности (кто же ее знает?), а из своих представлений о ней. И мы, если хотим защититься, должны вступать в диалог с носителями этих представлений.
Проблема слежки за нами местных спецслужб, если они будут этим заниматься или уже занимаются, отнюдь не главная. Мы должны убедить западное общество, что мы не досадная обуза, в качестве которой нас, похоже, воспринимают сейчас, а ценный для народов Запада ресурс. Что мы не только сможем сыграть важную стабилизирующую роль после краха путинского режима. А что мы с нашим опытом можем быть полезны в анализе причин тревожных, если не сказать кризисных, процессов на Западе и, главное, в попытках купировать их. Ведь многое похоже! Трамп, Ле Пен или Орбан представляют тот же менталитет, ту же систему ценностей, которые позволили Путину подчинить страну спецслужбам и развязать войну. Мы просто сильно опередили Запад на пути к пропасти.
Сто лет назад ресурс русской эмиграции был растрачен впустую. Неужели и сейчас всё повторится?
Конечно, многим из нас тяжело чувствовать враждебность — не бытовую, ее, по-моему, нет, а институционную — по отношению к себе. Некоторым, правда, приспособиться легче — евреям, в частности, и другим национальным меньшинствам, которые хорошо знают, что такое быть без вины виноватыми и как с этим жить. Боюсь, придется этому учиться — кому-то с нуля, а тем, кто уже имеет опыт дискриминации, — вспомнить старые навыки.
