Уорхол Корлеоне

Настоящему художнику нужно мифологизировать собственную жизнь. У каждого из исторических персонажей — тех, чьи биографии пишутся другими людьми и составляются из фрагментов интервью, воспоминаний друзей, задушевных бесед и так далее, — есть некая origin story, история происхождения, как у супергероя. У Человека-паука — смерть дяди Бена, у Бэтмена — убийство родителей. 

У Зураба Церетели такой origin story стала встреча с Пикассо в Париже. Вроде бы есть даже дата — 1964 год, хотя на самом деле никакого значения она не имеет. Молодой грузинский / советский художник встретился с легендарным испанским — и принял от того благословение.

— писал Сергей Ходнев в ироническом двойном портрете Пикассо–Церетели в 2010 году. — Вон и ЮНЕСКО три года назад вручило золотую медаль Пикассо именно президенту Российской академии художеств».

Параллелей — не в уровне гения, а скорее в методе и стиле жизни, — действительно можно обнаружить немало. Но чтобы ответить на вопрос, кем и чем был Церетели для нас, и как воспринимать автора «Петра I» в Москве и «Слезы скорби» в Нью-Джерси во времена рилсов, Netflix’а и Дональда Трампа, требуются сравнения с другими героями популярной культуры. 

Художественный подход Церетели правильнее сопоставить с подходом Энди Уорхола. Во-первых, у них есть чисто методологическое сходство: Уорхол перерабатывал в арт-объекты символы своей эпохи, Церетели — своей. В сущности, в чём разница между разноцветными портретами Мэрилин Монро и скульптурой Лужкова-дворника? Банок с супом «Кэмпбелл» — и Колумбом в Пуэрто-Рико? На первых написано «томаты», на флагах второго — огромные кресты; но и там, и там — ничего, кроме отсылки к популярному образу, причем отсылки максимально прямолинейной, наглой в своей прямолинейности. 

Посмотрите на «Яблоко любви» — переосмысление библейского сюжета, стоящее в центре его галереи. Снаружи — конструктивистские яблочные сюжеты. Внутри (в скульптуру можно зайти) — сцены из «Камасутры» (буквально; у Церетели вообще довольно много эротических сюжетов — еще одна общая с Уорхолом черта). Но главное — как стоит это «Яблоко любви» (внимание на нейминг) посреди других его работ, где сочетаются христианские святые, вечный Пётр, какой-то пикирующий орел… Чем же галерея Церетели на Пречистенке — не «Фабрика» на Манхэттене? 

Во-вторых, как и Уорхол, Церетели превращал в арт и свою повседневную жизнь. Причем делал это в стиле, органичном среде обитания. Для Уорхола органичны были кинозвезды, маргиналы, богемная и очень богатая тусовка; для Церетели в лужковской Москве — огромные пространства, олигархи и госдеятели, титулы посла доброй воли ЮНЕСКО и Патриаршего совета по культуре, госнаграды. Состоявшийся и получавший огромные заказы еще в СССР, Церетели вспыхнул сверхновой в 90-ые — деньги от поставки монументов Церетели инвестировал по назначению, и перестал заботиться о деньгах вовсе. 

В его автопарке значились «бентли», «роллс-ройсы» и «мерседесы», а сам он чаще передвигался на черном «гелендвагене», носил массивные перстни и яркие-костюмы тройки, появлялся исключительно в окружении свиты — в которую входили не только помощники и друзья, но порой и довольно случайные люди, которым просто от него что-то было нужно. 

И здесь трудно удержаться и не сравнить Церетели с доном Корлеоне. Патриарх семейства, полагающийся и в делах на детей и внуков, — радушный хозяин и благородный делец, способный на крайнюю жестокость к врагам, не терпящий несогласия в «своих» рядах. Образ романтизированного босса мафии вообще по понятным причинам популярен и в России, и на Кавказе: дух Корлеоне, для которого семья и «понятия» выше законов, отзывается на нашем постсоветском пространстве. Близость одновременно и к власти, и к криминалу, — тоже.

При этом идея «уважения» (с обозначения которой начинаются и роман Пьюзо, и фильм Копполы) — Церетели была близка не на словах. Алексей Венедиктов вспоминал, как Церетели оказался чуть ли не единственным представителем России на похоронах Эдуарда Шеварднадзе (июль 2014 года); Михаил Шемякин — как Церетели из своего кармана поддерживал пожилых художников, как давал в долг Высоцкому (и отказался принимать деньги назад), как спас его самого от банкротства, переведя 100 тысяч долларов. Таких историй про Церетели можно собрать много. Все, кто его знал (и кто не сталкивался с ним в конфликтах), вспоминают одно: Церетели был добрым и широким человеком.

Конечно, Церетели интересовали и деньги, и всемирная слава, — второе больше, чем первое. Возможно, именно этот фактор сыграл свою роль в том, что Церетели — интуитивно воспринимаемый монументальным певцом Российской империи, чуть ли не Александром Прохановым от архитектуры, — избежал любых упоминаний себя рядом с войной в Украине. В 2014 году он «подписал» письмо в поддержку присоединения Крыма, но уже на следующий день его помощник дезавуировал его подпись. 

Казалось бы, аннексированный Крым должны были захлестнуть скульптурные группы Церетели о героической российской истории. Но нет. Единственный памятник, открытый с тех пор в Крыму, — Сталин, Рузвельт и Черчилль в Ялте, причем сделанный еще в 2005 году (и тогда не установленный из-за протестов). На церемонии выступал Сергей Нарышкин, сам Церетели на ней не появился: 

— прокомментировала пресс-секретарь. 

Он действительно отлил фигуру Путина в кимоно в 3,5 метра ростом. Но сделал это в 2004 году. Даже если сам Церетели мыслил в первую очередь категорией лести, сегодня без печальной иронии смотреть на это изображение невозможно. В конце концов, художник фиксировал реальность — а таковой и была реальность восприятия молодого президента согражданами.

Испытывал бы Церетели незакрытую потребность в воплощении своей гигантомании — последние годы выдались бы для него иными. Но никаких скульптур в поддержку войны, никаких речей в духе Михалкова, никаких памятников Путину, Шойгу или Пригожину не было. Ни в Донбассе, ни в Крыму Церетели (как минимум, публично) не появлялся. 

Буквально вчера Александр Хинштейн заявил, что Церетели подготовил, цитирую, «макет памятной медали к освобождению Суджи». Памятная медаль от Церетели, безусловно, красиво — но это точно тот же человек, который сделал «Петра I»? Некоторые коллеги сегодня утром написали, что «малых форм» Церетели не признавал; видимо, для ветеранов «СВО» было сделано исключение. 

В некрологах Церетели уже встречается такой штамп: «Ушла / прошла его эпоха». Я не уверена в состоятельности этой мысли. Китчевый стиль Церетели, кажется, весьма соответствует духу времени. Посмотрите на их фото с Трампом: увидите и эстетические (интерьеры), и идеологические (размах! сделка!) совпадения. Эта эпоха еще не закончилась. Как бы не оказалось, что мы наблюдаем только ее рассвет.