«Оказывается, я ее копия»

«Всегда мечтал увидеть маму»

Цаган Чокаева — одна из 93 тысяч жителей Калмыкии, депортированных в декабре 1943 года с Юга России в Сибирь при операции под названием «Улусы». Тогда побывавшую под немецкой оккупацией Калмыцкую АССР административно ликвидировали за якобы сотрудничество с врагами и борьбу против Красной Армии. 

— Бабушку звали Цаган. С калмыцкого языка это переводится как Белая, — рассказывает «Ветру» жительница Элисты Элина Улюмджиева. — У нас репрессировали не только ее. По указу Сталина вся республика выслана в Сибирь. Одной ночью посадили в вагоны-товарняки и отправили. 

Цаган было 23 года, ее вместе с семьей вывезли в спецпоселение вблизи Абакана. Там она познакомилась с будущим мужем — тоже калмыком, вернувшимся с фронта. 

У пары появился сын. Его назвали Бадмагоря (в переводе с калмыцкого «Душа лотоса»), но к мальчику «прилипло» русское имя Алексей. Цаган умерла в спецпоселении спустя пару лет после замужества. Ее супруг женился вновь на жительнице спецпоселения, высланной из Калмыкии, но вскоре тоже умер из-за тяжелых условий и недоедания.

Алексей остался жить с мачехой. Как рассказывает его дочь Элина, всю свою жизнь он пытался найти любую информацию о биологической матери. 

— Отец ее не помнит. Фотографий не сохранилось. 

После смерти Сталина советские власти отменили режим спецпоселенцев для калмыков, которых изначально высылали с пометкой «без права возвращения». В 1957 году административную единицу Калмыцкая автономная область восстановили. Тысячи бывших спецпоселенцев стали возвращаться. 

— Отец с мачехой приехали в Калмыкию. Кто выжил — 90% вернулись после реабилитации. Жить было негде, поэтому помогали друг другу. Как говорят у нас по-калмыцки, «хандам» («вместе»). У нас родственники считаются до седьмого колена, и им нужно помогать. Если копнуть, все калмыки между собой родственники, — говорит Элина.

После падения СССР власти открыли дела репрессированных. Алексей сделал несколько попыток найти информацию про свою мать в архивах разных регионов, но каждый раз ему отвечали, что данных нет. Лишь в 2022 году 76-летнему Алексею удалось получить ответ: из Новосибирского МВД ему прислали дело его матери с фотографией.

— Он несколько раз обращался в архивы. И тут бац, пришел большой конверт. Там лист, написаны фамилия, имя, откуда бабушка уезжала, куда прибыла, и фотография черно-белая, маленькая. И отец впервые в жизни увидел, как его мать выглядела. Он настолько был шокирован, плакал. Я боялась, что он в себя не придет, — вспоминает Элина. — Отец эту фотографию отклеил, отдал в фотостудию, они ее оцифровали, увеличили: можно четко разглядеть, какие у нее были глаза, веснушки. Выяснилось, что, оказывается, я бабушкина копия. 

Элина работает туристическим агентом в Элисте. Калмыкия — небольшая республика на юге России, расположенная между Ростовской, Астраханской областями и Ставропольским краем. Сегодня здесь проживают 260 тысяч человек, больше половины из которых — калмыки, около трети — русские.

— В Калмыкии нет ни одной семьи, которую не коснулись репрессии. Какой-то математик подсчитал, что если бы мы в Сибири не оказались, нас было бы сейчас несколько миллионов. Понимаете масштаб, сколько погибло! И территория республики очень сильно уменьшилась, потому что в итоге вернули только часть земель. Волгодонск, например, это раньше была калмыцкая территория. В Астраханской области калмыцкие хурулы (буддийские храмы. — Прим. ред.) до сих пор стоят, — рассказывает Элина. 

«Никто не знал, что она прожила такой ад»

Виктория Морозова — репетитор русского языка и литературы из Пермского края — показывает фотографию своей двоюродной прабабушки Марии Козицыной, исчезнувшей в 1938 году после расстрела ее супруга. На черно-белом снимке заплаканное опухшее лицо в фас и профиль — фото удалось получить в 2024 году из Объединенного государственного архива Челябинской области вместе с делом пропавшей родственницы. 

— Через сайт архива я подала запрос, мне ответили, что есть ее дело, протокол допроса. Если докажете родство, мы вам пришлем бесплатно. Если нет, нужно заплатить 3700. Я заплатила. Буквально через пять дней пришел конверт, — рассказывает Виктория. 

Согласно архивному делу (есть в распоряжении редакции), жители села Черновское Пермского края супруги Мария и Михаил Козицыны с тремя детьми переехали в Челябинск в 1930 году. Мужчине предложили неплохую работу в городском комитете партии, Марии — бывшей сельской учительнице — место бухгалтера в Госбанке. Спустя несколько лет Козицын возглавил Горсовет Челябинска.

В 1932 году в городе завершилось строительство водопровода от главной насосной станции к тракторному заводу. Из-за неправильной сварки труб на объекте начались аварии, и водопровод стали переделывать. О недоделках узнали в партийной организации. Специально созданная техническая комиссия установила «вредительский характер» стройки. 

Согласно протоколу допроса Михаила Козицына, он якобы участвовал в троцкистской организации и добивался «срыва сталинской индустриализации страны», после чего, «рассчитывая на поддержку масс», хотел прийти к власти в стране. В ноябре 1937 года Михаила расстреляли. 

За его супругой Марией сотрудники НКВД пришли летом 1938 года. Женщину обвинили в укрывательстве мужа — врага народа. Из протокола допроса следует, что Мария будто бы почти дословно повторила обвинение, ранее вынесенное ее мужу, — о том, что он якобы специально задерживал строительство городских объектов. Ее приговорили к трем годам в исправительно-трудовом лагере. Младшего, 11-летнего сына отправили в детский дом, двоих старших сыновей — 14 и 16 лет — к родственникам в Пермский край. 

Несмотря на небольшой срок заключения Марии удалось вернуться к детям в Черновское только через 19 лет. В 1957 году средний сын Марии подал прошение о пересмотре дела его родителей, и его одобрили. «Он был привлечен к уголовной ответственности необоснованно», — говорится в секретной справке военного прокурора Уральского военного округа о приговоре Михаила Козицына. 

Марию Козицыну опросили заново. «Не соответствующие действительности признательные показания от ее имени были заранее написаны следователем, и он принудил ее подписать протокол допроса», — констатировал военный прокурор. Дело прекратили за отсутствием состава преступления. 

— Ее оправдали. Тут написано, что изначально допрос был проведен в грубой форме. Это даже не она диктовала ответы. Она просто находилась избитая в камере. Ей тут на фото 38 лет, то есть она моего возраста, но она постаревшая лет на десять. Столько боли в глазах! Когда дело пришло, мы все ревели над фотографией. Такое несправедливое наказание, — говорит Виктория. — Родные о ее приговоре не знали. Знали, что она жила в Челябинске, детей почему-то сюда прислала. А потом вернулась и стала работать в школе. 

Виктория затрудняется сказать, почему ее двоюродная прабабушка находилась в ссылке почти два десятилетия, хотя изначально ее приговорили к трем годам. Согласно свидетельствам жен «врагов народа», которые есть в распоряжении «Ветра», часто женщины получали второй и третий сроки, уже находясь в заключении. Многих задерживали в местах ссылки «до особого распоряжения», поэтому освобожденные продолжали жить и работать в системе лагерей на правах вольнонаемных. 

— Я бы никогда не подумала, что она такое пережила: смерть мужа, арест, лагерь. Она двоих детей потеряла, пока находилась в заключении: один погиб на фронте, другой подхватил пневмонию и умер, — говорит Виктория. — Мы все читали, понять не могли. Как так? Была семья, муж — видный человек. Одним днем его забрали, через неделю расстреляли. Так живешь, пришли в твой дом, отобрали квартиру. Жутко понимать, что это было буквально недавно. И никто не знал, что она прожила такой ад. Она не обозлилась, ничего не высказала — думаю, было опасно что-то высказывать. Реабилитация долго очень шла. У меня знакомая до сих пор пытается своего прадеда реабилитировать. 

Сегодня у россиян больше прав и свобод, считает Виктория, но добавляет: «Правда, понемножку тоже можем присесть за то, что говорим». 

Юлия Куликова