Около двух недель назад в интернете стала популярна карта, на которой территория России разделена между несколькими странами — в частности, Китаем, Казахстаном, Монголией и Беларусью. СМИ и телеграм-каналы, опубликовавшие эту карту (в основном, украинские, что понятно, но и некоторые российские), утверждали, что эта карта была показана на одном из главных государственных каналов Китая, и перед нами скриншот студийной записи. Однако достаточно быстро стало понятно, что это фейк. Специалисты выяснили, что карта используется для обозначения того, кого считать ближайшим соседом россиянину, находящемуся в определенной точке страны. А на китайском телевидении эта карта не публиковалась вовсе: кадр с диктором — это фотошоп (подробный разбор можно прочесть тут). Тем не менее, определенный резонанс этот вброс вызвал, спровоцировав новый виток разговоров о «китайской угрозе» и небольшой приступ общественной синофобии.

Со стороны кажется, что взаимоотношения России и Китая безоблачны, но с началом войны в Украине стало достаточно очевидно, что внешняя политика Пекина — далеко не калька приоритетов Кремля. Китай не хочет попасть под санкции, поэтому, не осуждая вторжение России на словах, власти страны все равно вводят некоторые ограничения на взаимодействие с российским бизнесом. Более того, СМИ пишут, что из России постепенно уходят даже китайские частные компании, обычно не стесняющиеся вести бизнес в любых странах независимо от политических режимов. Китай ведет свою игру — но в чем она состоит и как в планы Пекина вписываются действия Москвы? Журналист Вячеслав Половинко поговорил об этом специально для «Новой газеты. Европа» с политологом, экспертом по Центральной Азии и Китаю Московского Центра Карнеги (закрытого по требованию российских властей) Темуром Умаровым.

Карта с «претензиями» Китая оказалась фейком, но ведь периодически подобные разговоры случаются. Откуда они берутся и могут ли они быть сконструированы внутри самого Китая?

— Нужно четко понимать, что китайские СМИ, как бы они ни выглядели, очень жестко цензурируются и контролируются, поэтому практически ничего, что выходит за пределы генеральной линии партии, вы в медиа не найдете. Правда, тотальный контроль невозможен даже в Китае: у всех есть гаджеты, и любой человек может вести свой блог. Поэтому иногда в китайских социальных сетях и мессенджерах либо структурах «околоСМИ» (что-то вроде китайского «Яндекс.Дзен») проскальзывают материалы, в которых авторы публикуют всякие карты, где называют те или иные мировые территории исконно китайскими. Под эти теории подтягивается какая-то фактура — как правило, не очень объективная, — и подобные посты вызывают большое количество откликов и просмотров. Это вызывает интерес, и часто подобные материалы перепечатывают издания на других языках, в результате чего мы получаем статьи вроде «Китай претендует на территорию Казахстана». Но это все — из маргинальной среды, далеко не мейнстрим. 

Есть, конечно, страны, с которыми у Китая открытые территориальные споры. Когда в прошлом году обострились конфликты между Китаем и Индией за территорией, в партийной прессе и других СМИ шли жесткие дебаты относительно того, какие действия необходимо предпринимать. Плюс постоянно публиковались какие-то острые карикатуры или колонки. Но это по отношению к Индии — а по отношению к России таких заявлений в медиа, конечно, нет, потому что давно существует договор у границах, и ни у одной из стран претензий друг к другу нет. 

Считается, что у Китая не путь аннексии, а путь экспансии, когда его граждане приезжают в другую страну, чтобы делать бизнес, а затем либо ассимилируются, либо заполняют своей диаспорой территорию другой страны. Насколько это является официальным направлением государственной политики или речь идет о стихийном процессе, который Коммунистическая партия Китая не регламентирует и не контролирует? 

— Я склоняюсь к тому, что это естественный процесс, когда у вас бурные темпы роста экономики. Мы видели большой поток инвестиций из Китая в другие страны, и речь не только о государственных вливаниях, но и о потоке малого и среднего бизнеса, как мы это видели в Центральной Азии, Африке и Латинской Америке. Китайские мигранты прекрасно понимали, насколько огромна внутренняя конкуренция в их собственной стране и какое бесконечное число ниш для бизнеса существует в мире. Условный китайский бизнесмен, неуспешный на внутреннем рынке, просто приезжал в какую-либо страну Африканского континента и там в условиях отсутствия конкурентов со своим бизнесом и перевезенными технологиями становился совершенно к месту.

Кроме того, нужно иметь в виду глобальный китайский экономический след. Где-то с нулевых годов Китай как государство стал активно идти с инвестициями в другие страны — и этот процесс было невозможно остановить. Но говорить, что у КПК есть какой-то план по захвату мира через подобные экономические инструменты, я бы не стал. Конечно, когда Китай осознал, что инвестиции вовне — это своего рода мускулы, присутствие в других странах стало осознаваться как собственное влияние. 

Китай осознает себя державой, но, если судить по официальной риторике, державой ответственной. Это не американская модель: Пекину не нужно быть гегемоном и глобальным полицейским.

Он хочет вкладывать деньги в мир и получать от этого выгоду, не требуя взамен каких-то дополнительных вещей. Такого, что мы вам построим железную дорогу, а вы взамен построите у себя демократические институты, Китай даже близко не требует. Преобладает исключительная прагматика: мы строим вам технопарк, а вы даете нам возможность импортировать драгметаллы, которые добываются на вашей территории. 

Почему в России вообще обратили внимание на эту карту: достаточно давно существует проблема вырубки сибирских лесов китайцами, и это в том числе называется как раз китайской экспансией. Они приходят, выкачивают ресурсы и оставляют страну обедненной. Насколько вообще эта теория справедлива?

— Невозможно отрицать, что существует теневой рынок вырубки сибирских лесов и вывоза их в том числе в Китай. Думаю, в местной прессе едва ли не каждую неделю проскальзывают сообщения о китайских контрабандистах. Но надо понимать, что леса Китай вырубает, например, не только в России, но и в Канаде. Свои природные ресурсы отправляла и Австралия, пока она с Китаем окончательно не разругалась. Но при этом ни в Канаде, ни в Австралии нет разговоров о том, что сейчас придет Китай и вырубит все наши леса и выпьет все наши озера. 

Так это особенности российской ментальности: наше не трожь вообще?

— Я в психологии не силен. Но, кажется, присутствие Китая в Сибири вызывает беспокойство у россиян по нескольким причинам. Во-первых, общая граница большая — и это создает ощущение неуютности. Во-вторых, среднестатистический россиянин по-прежнему ничего не знает о Китае, и в его голове куча стереотипов об этой стране. Люди в России просто не понимают, в какой логике действует Китай, поэтому вокруг большое количество синофобии, разговоры о «китайской угрозе». Это отражается даже в образах художественной литературы: вспомнить хотя бы недавнюю книгу «Павел Чжан и прочие речные твари» Веры Богдановой, там описаны подобные страхи, что нас, мол, мало, китайцев много, поэтому они придут и будут диктовать свою волю. 

Проблема с вырубкой лесов на самом деле в другом. В России законы устроены таким образом, что их всегда можно обойти при наличии связей и при желании. Я вполне себе могу представить картину, когда сибирские леса рубятся с позволения местных властей, и спокойно проходят через все таможенные процедуры таким образом, что ни у кого не возникает никаких вопросов. Проблема не в том, какой Китай плохой и посягает на наше природное наследие, а в том, какие у российской элиты представления о приоритетах, какие в стране законы и как работают суды. То же самое относится, к слову, и к странам Центральной Азии, например. Китайское присутствие в мире огромно. Но то, что позволяет себе Китай сделать в России или Казахстане, он никогда не позволит себе сделать в Канаде. 

То есть, если я правильно понимаю, синофобия в странах возникает из комбинации того, что Китай может сделать, и того, что ему дадут сделать?

— Да, это страх и недоверие к собственным элитам, которые, по мнению общества, продадут все, включая родную маму — и не только китайцам. 

Даже если россиянин знает не все о Китае, пропаганда транслирует ему то, что этот обыватель знать должен. А должен он знать, что Китай — ближайший союзник, партнер и соратник в борьбе с Западом. Давайте по пунктам. Китай — действительно, самый лучший друг?

— Нет. Я бы в принципе не говорил, что у России очень много друзей. 

Да, мы их все знаем: КНДР, Эритрея, Беларусь и Сомали. 

— Даже если мы посмотрим на этот список — на ту же Беларусь, — мы увидим, как тяжело Александр Лукашенко шел на какие-то уступки в сторону России,

как он долго и упорно не хотел признавать Крым российским, как вилял в отношении договоров по Союзному государству.

Это ему просто не сразу показали, откуда на Беларусь готовилось нападение.

— Да, теперь он все знает, и после того, как его прижали к углу, начались какие-то «подвижки». То же самое, например, с Казахстаном: он вроде бы участник абсолютно всех интеграционных объединений с Россией, но, видите, какие там, оказывается, «неблагодарные союзники», как говорит Тигран Кеосаян. Что уж ожидать от Китая, если совсем уж «кровинушки» поступают таким образом! 

То, что мы видим на государственном телевидении России, — это картинка, в которую хочет верить сама российская власть, так что, говоря об очень близкой дружбе с Китаем, она, скорее, выдает желаемое за действительное. Власти хочется верить, что вторая держава мира дружит с Россией, и у Си Цзиньпина с Путиным чуть ли не дружеские отношения, а вместе они — против США. Но в реальности все не так однозначно, и это отчетливо было видно уже до 24 февраля, а сейчас — так и вообще очевидно. Несколько дней назад агентство «Синьхуа» опубликовало интервью на китайском языке с главой МИД Украины Дмитрием Кулебой, где все названо своими именами. 

И война называлась войной. 

— Именно войной, а не спецоперацией. И это не совсем то, что ты ожидаешь от своих союзников. Справедливости ради, надо сказать, что было также опубликовано и интервью с Лавровым. Но это говорит лишь о том, что Китай хочет быть нейтральным: да, он признает за Россией право на некоторые интересы в Европе, но при этом жестко стоит за территориальную целостность стран. 

Вторая часть пропагандистского утверждения: действительно ли Китай, как и Россия, идеологически заточен на антизападничество?

— Да, это стало появляться в последние годы, когда в США президентом был Дональд Трамп. В официальной риторике Китая все чаще стала проскальзывать мысль, что во всем плохом, происходящем в мире, виноваты именно США. И в Афганистане, и сейчас в Украине, и даже во время пандемии: в китайских СМИ очень популярны были конспирологические теории, что это на самом деле американцы завезли в Ухань коронавирус. Китай становится антизападническим и учится у Russia Today, как всю подобную информацию упаковывать.

Что это за обучение? Это какие-то выездные курсы?

— Нет, это не официальное сотрудничество. У агентства «Россия сегодня» есть, конечно, соглашение о сотрудничестве с Государственной Китайской медиакорпорацией, периодически они друг у друга перепечатывают материалы. В РИА «Новостях» можно увидеть порой ужасные тексты, которые являются просто механическим переводом китайской пропаганды (по поводу того же Синьцзяна, например) — вплоть до фактических ошибок. Но обучение у RT — другого типа.

Если мы посмотрим на китайские англоязычные СМИ и их социальные сети, то увидим очень много параллелей в стилистике и агрессивной риторике, которая раньше была несвойственна Китаю. Существуют даже целые исследования о схожести методов RT и китайских медиа. Как минимум медиаменеджеры перенимают что-то от RT и начинают это использовать по своему разумению. 

Собственно, и официальная риторика тоже имеет некоторую схожесть с российскими аналогами: представитель МИД ведет себя примерно так же, как Мария Захарова.

Такое ощущение, что в КНР просто провели первый цифровой мультиплекс с российскими каналами. 

— Да, в последние годы в публичной оценке и стилистике высказывания этой оценки Россия и Китай — копия друг друга.

Верно ли утверждение, что при всем этом сходстве Китай смотрит на Россию если не свысока, особенно с точки зрения экономического развития, то как на некий раздражитель? Вроде бы должна быть стратегия «just business» — а тут смутьяны под боком. 

— С одной стороны, это действительно так. Международные отношения устроены таким образом, что предсказуемый союзник довольно редко может задавать тему в отличие от непредсказуемого. Непредсказуемый партнер постоянно затягивает остальных в свои переделки и имеет преимущество, потому что своим поведением задаем общие рамки существования. То, что сделала Россия, — это новые рамки существования для всего мира. Понятно, что общий порядок на планете будет изменен достаточно сильно. В этом смысле Россия для Китая — смутьян, да. Грубо говоря, у вас есть какое-то стратегическое планирование на 15 лет, а твой партнер взял и все вмиг разрушил, после чего ты не понимаешь, как дальше выстраивать отношения с этим же партнером, чтобы, например, не попасть под вторичные санкции. 

Это отнимает очень много времени, на это приходиться отвлекаться. А для Китая 2022 год — критически важен. Тут и ситуация с новым локдауном, когда есть проблемы с банальной доставкой еды в зону карантина. Тут и ожидание осеннего XX съезда партии, на котором Си Цзиньпин должен пойти на свой третий срок, что нарушает все правила, установленные еще в 70-е годы. Вместо того, чтобы решать эти глобальные вещи, Китай вынужден тратить время и разбираться с тем, как теперь строить экономические отношения с Россией.

Но, с другой стороны, Китай в какой-то степени должен быть благодарен России за то, что та оттянула на себя мировое внимание и в особенности внимание США. Достаточно очевидно, что Байден теперь завязнет в Европе и в своих отношениях с Россией как минимум до конца своего нынешнего срока. Для Китая было плохим звонком, что Байден — выходец из истеблишмента и поддерживаемый этим истеблишментом президент, — придя в Белый дом после Трампа, не стал откатывать назад то, что наворотил его предшественник. Пекин понимал, что Байден наверняка хочет сильно разорвать экономические связи, которые так важны для Китая. А теперь Байден завяз в делах Украины и России, и теперь у Китая есть время подготовиться к неминуемой конфронтации с США. Этого ждут в обеих странах. И прямо сейчас Россия становится для Китая в каком-то смысле спасителем. 

«Целей у Путина не было, а были сплошные фобии»
читайте также

«Целей у Путина не было, а были сплошные фобии»

Почему импортозамещение в России привело к росту объемов импорта. Объясняет экономист Владислав Иноземцев

То есть нас в скором будущем ждет еще одна война, только теперь между США и Китаем? 

— Но она, возможно, не состоится. Однако пока все идет к тому, что какой-то конфликт назревает. 

Вообще-то, существует очень популярный стереотип, что горизонт планирования Китая — минимум столетие, максимум тысячелетия. Мы — одна из самых древних цивилизаций, и когда ветры сотрут в пыль все вокруг, Китай будет стоять. Это, действительно, такая философия страны или чувство сиюминутности все же побеждает?

— Да, миф о том, что в Китае все решают с прицелом на очень далекое будущее, очень популярен, но я бы не стал переоценивать их умения в стратегическом планировании. В принципе, после того как пришла пандемия, стало понятно, что далекого планирования быть не может. Процесс принятия решений в Китае устроен гораздо проще, чем мы думаем. Китайская мудрость во внутренней и внешней политике — это на самом деле всего лишь расплывчатость в официальной риторике. Ваши планы или позиция принимают форму амебы, которую потом, в зависимости от ситуации, можно превратить во что угодно. Для этого надо вложить в уста официальных чиновников прогнозы на максимальное количество вариантов развития событий. И потом, когда один из них сыграет, можно просто сказать: я же говорил! Ровно это мы видим и сейчас на примере того, как Китай поддерживает и Россию, и Украину. Когда все закончится, официальный Пекин просто найдет под итоговый результат подходящие цитаты. Вот вам и вся мудрость. 

Поделиться
Больше сюжетов
Почему Россия стала мировым пугалом с ядерной кнопкой?

Почему Россия стала мировым пугалом с ядерной кнопкой?

Объясняет Евгений Савостьянов — человек, пытавшийся реформировать КГБ, экс-замглавы администрации президента, объявленный «иноагентом»

Как глава правительства стал врагом государства

Как глава правительства стал врагом государства

Экс-премьер Михаил Касьянов отвечает на вопросы Кирилла Мартынова, своего подельника по «захвату власти»

«План собран слишком быстро, чтобы быть жизнеспособным»

«План собран слишком быстро, чтобы быть жизнеспособным»

Реалистично ли новое мирное соглашение Трампа? Подпишутся ли под ним Россия и Украина? Интервью с директором Института Кеннана Майклом Киммаджем

«Наша работа даже в самых “отмороженных” условиях приносит результат».

«Наша работа даже в самых “отмороженных” условиях приносит результат».

Интервью адвоката Мари Давтян, которая помогает женщинам, пострадавшим от домашнего насилия

«История Саши Скочиленко уже стала американской»

«История Саши Скочиленко уже стала американской»

Режиссер Александр Молочников — о своем фильме «Экстремистка», Америке, России и «Оскаре»

Зеленский и «фактор доверия»

Зеленский и «фактор доверия»

Как коррупционный скандал скажется на президенте Украины: объясняет политолог Владимир Фесенко

«Санкциями, простите, можно подтереться»

«Санкциями, простите, можно подтереться»

Чичваркин о «кошельках» Путина, «минах» под экономикой РФ, и Западе, который «может, когда хочет»

«Кто-то на Западе должен громко сказать: нужно прекратить дискриминацию по паспорту»

«Кто-то на Западе должен громко сказать: нужно прекратить дискриминацию по паспорту»

Жанна Немцова рассказала «Новой-Европа», как война и санкции лишили рядовых граждан доступа к их инвестициям на Западе и как вернуть эти деньги

Как командиры убивают своих и вымогают деньги у их родных?

Как командиры убивают своих и вымогают деньги у их родных?

Разговор Кирилла Мартынова с Олесей Герасименко о спецпроекте «Обнулители»