Как «корона» языком слизала

— Алексей, какая сейчас ситуация с коронавирусом в России? О чем говорят цифры?

— Чтобы оценивать ситуацию в целом, нужны хорошие данные. А они даже в Петербурге, где я слежу особенно внимательно, сейчас идут без того, что социологи называют триангуляцией. Речь идет о том, что данные из разных источников сводятся вместе, один источник позволяет критически оценивать данные из другого и наоборот. Сейчас прежнего разнообразия источников нет. Ощущение, что ковид кончился, связано, прежде всего, с тем, что про него стали меньше говорить с началом войны.

— Я бы сказала — почти перестали говорить.

— И война, и ее экономические последствия в России, и попытки изобразить, что этих последствий нет, и желание отчитаться об успехах на фронте о завоевании чужих территорий перевешивают ковидную повестку на все сто процентов. В Петербурге, например, был специальный телеграм-канал, специально созданный правительством города и публиковавший только бюллетени по коронавирусу. Не с самого начала войны, но вскоре после него этот канал полностью переключился на городские новости. Сводку по ковиду они передают раз в неделю, а остальное — это какой-то совершенно оглушительный поток позитивных новостей. Но и в реальности ситуация уже далека от того, что было на пиках пандемии. Петербург, например, находится на спаде волны, причем довольно глубоком.

— По каким признакам вы видите спад, если нормальных данных нет?

— Это можно оценивать по разным параметрам. Например, по уровню ПЦР-тестирования мы находимся на том же уровне, на каком были в самом начале эпидемии, примерно в марте-апреле 2020 года. Число выявленных случаев сравнивать сложно, потому что статистика у нас довольно мощно фальсифицируется, но понятно, что сейчас мы на спаде.

— Почему тогда вы считаете, что статистика фальсифицируется?

— Если говорить именно о Петербурге, то динамика по выявленным случаям не совпадает динамикой госпитализаций и смертей. Вы же понимаете, что человек сначала заболевает, потом тестируется, потом у кого-то результаты тестов выявляют вирус, часть из них госпитализируются, а еще часть через какое-то время умирает. Таким образом, у нас есть еще статистика по госпитализациям и по смертности. И если мы сопоставим кривые, то увидим, что форма и амплитуда волн госпитализаций совершенно не соответствует амплитуде волн выявлений. Иначе говоря, получается, что в какие-то отрезки времени госпитализировали у нас гораздо больше человек, чем в другие периоды. Это могло бы быть похоже на правду, потому что критерии госпитализации и патогенность вариантов вируса тоже меняются. 

Есть еще такая штука — эпидномера. Это номера, которые присваивает каждому случаю заболевания Городское эпидбюро в Петербурге. И из этих данных получается, что медикам известно примерно в полтора-два раза больше случаев заболеваний, чем сообщается официально. Понятно, что эпидбюро со мной номерами не делится, так что последние данные, которые мне удалось собрать с переболевших, датируются концом марта. Последний номер находится в 2543-й тысяче, то есть это больше 2,5 миллиона номеров. И на тот же момент портал «Стопкоронавирус.рф», на который ориентируется вся страна, сообщал о полутора миллионах выявленных.

— Правильно ли я поняла, что если сопоставить данные о заболевших с данными о госпитализированных и умерших, то получается, что у нас тяжело умирает и болеет сильно больше людей, чем должно бы при официальном уровне заболеваемости?

— Именно так. В 2020-м году, если верить официальным данным, в Петербурге умирало 10-15% заразившихся, в 2021-м, во время вспышки «дельты» — 2,5–5%, на пике волны «омикрона» — около 1%, а сейчас — снова около 2,5%. Это совершенно не соответствует относительной опасности разных вариантов вируса и реальной смертности и говорит о проблемах с выявлением или отчетностью.

В Петербурге есть еще один критерий. Здесь большую часть времени все было плохо с бюрократической динамикой показателей. По выходным и праздникам должно систематически регистрироваться меньше всего случаев. Это не потому, что по выходным люди перестают заболевать и умирать, просто их меньше регистрируют: и лаборатории работают на пониженных мощностях, и в больницы, как мы знаем, в выходные попасть сложнее. Поэтому в норме почти все демографические показатели имеют недельную динамику: два дня провала в выходные, потом взлет. В Петербурге все публикуется позже, у нас провал обычно приходится на понедельник-вторник, а со среды, когда появляются данные за понедельник, начинается взлет. И вот показатели по госпитализациям и смертям так выглядят всегда, а графики по выявлениям то гладкие, будто их просто рисовали от руки, то вдруг возвращаются к естественной динамике. Не бывает такого, чтобы все лаборатории и все специалисты изо дня в день работали абсолютно одинаково, это может означать, что данные или сильно отредактированы, или просто подделаны. При этом отрезки с естественной динамикой покрывают не весь период эпидемии.

Когда-то в Петербурге от имени Межведомственного городского совета по борьбе с распространением инфекции публиковали альтернативную, более реалистичную, статистику по выявлению, которая соответствовала всем нужным критериям. Её перестали публиковать в прошлом году перед Петербургским экономическим форумом и «Алыми парусами», как раз на подъеме третьей волны. Если смотреть на графики по двум самым смертоносным волнам эпидемии, второй и третьей по версии «Стопкоронавирус.рф», то у них «срезанные» плоские вершины. На практике этого просто не может быть, и вершина второй волны, документированная в данных городского совета, так не выглядит.

— А зачем подделывать статистику по выявлениям, если госпитализацию и смертность не скроешь и не подделаешь, то есть печальная картина все равно видна будет?

— На портале «Стопкоронавирус.рф» публикуются только данные по выявленным случаям, выздоровевшим и умершим, поэтому фальсифицировать имеет смысл только эти показатели. Чтобы сложилось ощущение, что ситуация лучше, чем на самом деле. И многие люди на другие графики даже не смотрят, о том, что есть альтернативные способы оценить число заболевших, они просто не знают. У нас вообще не принято сообщать начальству плохие новости.

— Народ тоже не надо расстраивать и лишний раз тревожить, с него «спецоперации» хватит.

— Конечно, зачем же пугать людей. Пусть они видят эту витрину относительного благополучия.

— Да, но смертность-то все равно напугает и расстроит.

— В плане статистики смертности уникальный регион — как раз Петербург. Еще летом 2020 года в адрес петербургских патологоанатомов звучало много критики: когда все началось, они очень долго исследовали каждый случай заболевания. И в прессу просочилась информация, что в июне они все еще рассматривали апрельские случаи. Возможно, в этой службе навели какой-то «шухер», службу эту сильно встряхнули. С тех пор Петербург — это образцовый регион, в котором образцово поставлен оперативный учет смертности от коронавируса. В итоге от петербургской смертности у всех, кто следит за этим, волосы дыбом встают. И получается, что в отчетах на «Стопкоронавирус.рф» смертность в других регионах относительно Петербурга сильно занижена.

Здесь есть еще одна очень четкая метрика: Росстат собирает свои данные о смертности — общие, и можно, зная уровни общей смертности за разные годы, выяснить, на сколько человек в определенном месяце года умерло больше или меньше, чем ожидалось. Такие показатели, как рождаемость и смертность, подвержены закономерным колебаниям, демографы хорошо это знают. И до пандемии мы находились на многолетнем тренде снижения смертности. В разных регионах это выглядело по-разному, в более благополучной Москве этот тренд был менее выражен, а в Петербурге за последние 15 лет смертность снизилась заметно. В общем, можно разработать модель, которая будет предсказывать, сколько людей должно умереть, если тренд сохранится.

— И вы видите, какую поправку в общую кривую смертности внес ковид?

— Конечно. В Петербурге, скажем, к 2020 году среднедневная смертность шла в коридоре от 150 до 200 смертей в день. Как только появился ковид, цифры подскочили, пиковые значения в летнюю волну 2021 года — это порядка 300 человек в день. То есть для летних месяцев смертность почти удвоилась. И можно эту избыточную смертность сравнить с данными о регистрации смертей от ковида на «Стопкоронавирусе». 

В Петербурге за время эпидемии официально зарегистрировано 33 тысячи смертей, а в реальности — около 44 тысяч. И это еще самый низкий коэффициент в стране.

— Вы хотите сказать, что в других регионах смертность занижают даже больше, чем в полтора раза?

— В среднем по России коэффициент сейчас около 3,3. Если даже мы возьмем соседние с Петербургом регионы, например — Ленинградскую область, то там коэффициент 4,8.

— То есть почти в пять раз?

— В Новгородской области — в 5,3 раза. Вообще, если смотреть эту статистику, не все регионы, о которых мы можем это подумать, сильно жульничают. В Чечне смертность занижена в 6,1 раза, но это не самое большое значение. Скажем, Приморский край — в 6,6, Кемеровская область — в 7,6, Томская — в 9,4 раза.

В целом Россия на третьем месте в мире по смертности от коронавируса, впереди нас Болгария и Сербия. Но если брать крупные страны, то Россия по смертности от ковида по-прежнему на первом месте в мире. За нами идут Македония и Перу.

— А Украина?

— Последние цифры есть за март, потому что данные по избыточной смертности мы узнаем постфактум. В Украине смертность от коронавируса примерно в полтора-два раза ниже, чем в России: у нас примерно 830 человек на 100 тысяч, а у них — 480 человек на 100 тысяч. Так что ситуация у них более благополучная, чем в России. Возможно, они добились этого благодаря более бережному отношению к здоровью людей, чем в России, более жестким или разумным карантинным мерам.

— Я бы тут за власти наши заступилась. Карантинные меры были, на магазинах до сих пор висят бумажки с требованием носить маски, но на практике их в лучшем случае просили надвинуть на подбородок уже на кассе.

— Мне кажется, это вещь довольно опасная — говорить о нашем малосообразительном населении. Чтобы люди сами принимали решения, у них должен формироваться довольно четкий информационный ландшафт. А у нас это как было? Сначала говорили, что это болезнь не страшнее гриппа. Потом все спохватились, но все равно о коллапсе медицинской системы, скажем, в Дагестане, говорили только «враги». Только оппозиция кричала, как все плохо у нас с вирусом. Людей тем временем официально уверяли, что все хорошо, потому что надо было провести «обнуление» и парад Победы, и летом все расслабились. Потом была чудовищная волна осени 2020 года, она унесла огромное количество жизней. Но данные об этом опять вскрывала только оппозиция. Росстат вообще публикует данные о смертности только поздно вечером в пятницу, чтобы они не попали в новости.

Потом вакцинация началась с информационной кампании о том, какие плохие вакцины Pfizer и Moderna, как пациенты от них мрут. И что в России люди должны думать? Если болезнь не опасная, то зачем такие меры? А если вакцины опасные, то зачем прививаться? Этот хаос и вызвал такое отношение ко всем мерам.

Только в Петербурге сейчас, на глубоком спаде, умирает 10-12 человек в сутки, то есть за этот месяц умрет примерно 350 человек. Избыточная смертность в марте — около 1200 случаев, в феврале — около двух тысяч. И это только в Петербурге. А если брать по всей стране? Избыточная смертность в России, по разным оценкам за февраль 2022 года, около 40 тысяч, за март — около 50 тысяч. Военные потери, если даже они уже отражены в данных Росстата, у нас значительно меньше, чем число умерших от коронавируса.

— Данные по заболеваемости и смертности на «Стопкоронавирус.рф» берутся совсем с потолка или по какой-то все-таки системе?

— Это решают на местах, в регионах, такова система сбора статистики. Есть команды, которые сообщают какие-то показатели по отдельности: одни отчитываются о количестве выявленных случаев, другие — о загрузке больниц, и так далее. Количество выявленных случаев находится под контролем Роспотребнадзора. Патологоанатомы, которые выдают заключение о смерти и называют причину смерти, это уже другая команда. И эти отдельные данные передаются «наверх», где потом обобщаются и публикуются на «Стопкоронавирусе». То есть если где и берут цифры «с потолка», то это на местах, другое дело — где именно находятся эти места. Но это уже тонкости региональной статистики. Например, в самом начале эпидемии в некоторых регионах обнаруживался характерный паттерн: если в областном центре заболеваемость повышалась, то по области — падала, и наоборот, в результате сумма по региону оставалась довольно стабильной.

— Какая-никакая, но вакцинация была, много людей переболело, то есть иммунная прослойка в России стала потолще. И заболеваемость сейчас, как вы сами говорите, на спаде. Могут ли сглаженные кривые и другие странности в статистике объясняться этим?

— У нас действительно произошла иммунизация разными способами. А главное, вирус же распространяется по довольно сложно устроенной «социальной сети», в которой есть свои «хабы» общения, свои «тупики» и так далее. На взлете волны вирус быстро захватывает хабы, оттуда быстро расходится, а потом разбегается по всем тупичкам, где медленно догорает. В хабах уже все переболели, второй раз выжечь их уже не получится, поэтому, скажем, сейчас вирус блуждает в каких-то веточках, куда прежде не доходил. Смысл в том, что все основные места распространения «выгорели». В школах, например, народ массово переболел, осенью и зимой там выкашивало целые классы, и сейчас там, видимо, массово болеть не будут. Между тем, вокруг меня, например, появились случаи заболевания среди людей, которые все эти два года не болели, а тут до них вирус добрался. То есть постепенно, видимо, вирус в своем распространении «выжигает» мелкие веточки, до которых раньше не добирался.

— Но в течение двух лет появлялись новые штаммы вируса, которые вновь захватывали переболевшие «хабы», у омикрона даже разные виды обнаружились, которые по-разному заражают. А сейчас новые штаммы перестали появляться?

— Не думаю, что они перестали появляться, потому что эволюцию не остановить. Но для успешного распространения вируса надо, чтобы он постоянно реплицировался, копировался, потому что мутации происходят только при репликации. Если у нас общий спад эпидемии, это значит, что репликация вируса происходит все в меньшем и меньшем количестве мест. Соответственно, меньше шансов и получить мутации. 

Может быть, что-то вызреет в Китае, там сейчас интенсивно вводят заградительные меры. В Северной Корее идет рост заболеваемости.

— Они это называют лихорадкой.

— Да, вот оттуда можно ждать неприятных сюрпризов.

— А как мы можем оттуда получить сюрпризы? Северная Корея от внешнего мира и закрыта, теперь и Россия становится почти такой же. Скоро через наш забор даже вирус не проскочит.

— По степени закрытости России все-таки далеко до Северной Кореи.

— Мы стремимся, мы стараемся.

— Но недостаточно успешно, поэтому границы до сих пор открыты, люди ездят в Европу и возвращаются. Если в Европе появится новый вариант вируса, то его и к нам привезут. Войны — это вообще не очень удачный способ закрытия стран, слишком много неразберихи. Кроме того, очень мощный поток миграции между Европой и Украиной, то есть миграция не останавливается, кто-то возвращается в Украину, с ними контактируют российские оккупационные корпуса. Торговый поток тоже не остановился совсем.

— При этом многие страны снимают коронавирусные ограничения, потому что считается, что пандемия там побеждена. А если в Европе с вирусом справились, то чего нам бояться с их стороны?

— Это неизвестно, потому что Европа очень хорошо связана логистически и с Китаем, и с другими регионами. Хрестоматийный пример: в Россию коронавирус пришел ведь не из Китая, а из Европы. И если в Европу попадет новый вариант вируса, то он придет и к нам.

— Европа вся привитая. Все равно к нам оттуда вирус может распространяться?

— Неизвестно, мы не знаем, что за варианты будут. Пока шла волна омикрона, мы видели, что он требует довольно свежей вакцинации, а прививку, сделанную более полугода назад, он обходит. 

— Понятно, как война повлияла на информацию о коронавирусе. А как она влияет на распространение болезни, когда всем стало вроде бы не до вируса? Видимо, и медицина теперь как-то по-другому работает? Я, например, знаю, что последние «коронавирусные» выплаты медики получали в довоенном феврале.

— Сейчас, мне кажется, еще и с препаратами возникнут проблемы, потому что в них используется довольно много импортных компонентов. И с производством вакцин, боюсь, будут проблемы, и с секвенированием геномов. То есть мы хуже будем понимать ситуацию с вирусом, все хуже и хуже ориентироваться в эпидемической ситуации. Люди сейчас, конечно, забыли про коронавирус.

— Что такое «ковидная амнистия», объявленная с 1 июня в Москве, как это будет выглядеть?

— В Москве, в отличие от большинства городов России, с ковидными штрафами свирепствовали, и вот теперь Собянин объявил, что больше эти штрафы взимать не будут, а тем, кто уже заплатил, даже компенсируют.

— А что так?

— Не могу это никак прокомментировать. Видимо, теперь у страны другие приоритеты.