Ни пройти ни проехать

Марина, 32 года

— Мы с мужем изначально собирались релоцироваться ненадолго, просто попробовать пожить заграницей. В 2020 году, еще до выборов, его компания открыла офис в Польше. Мы подумали: новая страна — новые возможности. Муж подал заявку в компании.

В 2021 году ее одобрили, и мы начали планировать отъезд. В Беларуси уже начались репрессии, людей стали сажать. Муж планировал уехать чуть раньше, я же должна была остаться и разобраться с документами. Но за пару дней до отъезда нас пришли арестовывать: кто-то сообщил о том, что на балконе у нас висел БЧБ флаг. В итоге мужа забрали на 15 суток. Это задержание всё поменяло: мы жили в страхе, что эти сутки могут растянуться на годы. Тогда многих задерживали, давали 15 суток, а затем добавляли еще — просто меняли срок и статью. Мы боялись, как бы это всё не переросло в уголовку. К счастью, через 15 суток мужа отпустили, и он сразу же уехал. Мы видели, что ситуация в Беларуси всё ухудшается. Но мы уезжали с намерением вернуться, когда что-то изменится. После начала войны мысль о том, что можно вернуться обратно, осталась далеко в прошлом. 

Я очень любила Минск: у меня никогда не было желания уезжать насовсем. Я люблю путешествовать, но жить я всегда хотела только в Беларуси. В Минске у нас была своя квартира: мы вложили очень много сил в ее покупку и ремонт. Сейчас мы с мужем грустно смеемся, что дом у нас там, где наш кот. Наш кот сейчас в Польше. В Беларуси же живут мои родители: они пенсионеры, и у них никого кроме меня нет. Они живут в деревне, и приезжать к нам им сложно. Поэтому я езжу к ним помогать, вот сейчас с мамой обои клеили.

а с собой всегда ношу запасные трусы, носки и зубную щетку с пастой. После того как мужа задержали и 15 суток не давали ему передать ни зубную щетку, ни сменное белье, у меня развилась паранойя. Я даже вечером, выходя из дома у родителей, думаю: «Мне надеть куртку или худи? Наверное, лучше худи: на куртке много заклепок — могут не разрешить взять в камеру. А если вдруг на полу буду спать, то в худи будет теплее». Когда в стране нет законов, в тюрьму может попасть каждый.

После частичного закрытия границ с Беларусью встречи с родителями стали реже: сейчас я приехала первый раз за десять месяцев. Въезжала я через Литву: на маршрутке получилось быстро, всего два с половиной часа на границе. На допрос вызвали только парня, который ехал с нами: полностью смотрели телефон, спрашивали про отношение к Украине и уточняли, участвовал ли в протестах. Обратно я ехала через Брест: на границе мы провели почти девять часов. 

Если границы полностью закроют, я не знаю… ощущение того, что ты не можешь быстро приехать, — оно ужасно. Мне важно приезжать в Беларусь. Я не хочу терять связь со своей страной. Знаешь, когда читаешь новости журналистов — это одно. Почти все они довольно давно уже уехали из страны, и видно, что они по-другому воспринимают происходящее внутри нее. Связь теряется. Я хочу чувствовать, что там происходит, а не только сквозь призму новостей смотреть.

Мария, 33 года

— Я уехала из Беларуси в прошлом году. Тогда совпало всё: я абсолютно выгорела на работе, началась война в Украине, и рядом со мной не осталось моих друзей — многие уехали после протестов 2020 года. 

В Беларуси тогда еще начался активный период угасания: мы резко начали беднеть. Я работала в банковском секторе, и санкции против Беларуси были давно, но с началом войны европейские и американские банки свернули сотрудничество практически в один день. После 24 февраля у нас был разговор с друзьями по видеосвязи, они говорили: «Уезжай. Нужно уезжать».

Мне стало страшно. У меня с далекого 2010-го была карта поляка (документ, который подтверждает польское происхождение и дает право получить визу для въезда на территорию Польши. — Прим. ред.), я немного знала польский. Это был отчаянный поступок: я переезжала без работы, но я ехала к друзьям, которые очень сильно меня поддерживали.

Сейчас я езжу в Беларусь каждые два месяца. И да, многочасовые ожидания на границе стоят встречи с семьей: у меня очень сильная связь с мамой, сестрой, племянниками, бабушками и дедушками. Конечно, в момент прохождения границы тревожно, но мне почти не задают никаких вопросов. В последний раз, правда, я стала свидетелем сцены, как мужчину с польским паспортом не пустили в Беларусь: он ехал как турист. «Вы что, не понимаете, сейчас идет СВО, — говорили ему наши пограничники. — Вот закончится — тогда и приезжайте».

Я не хочу об этом даже думать, просто надеюсь, что есть политические решения, а есть еще человеческая часть.

Влад, 38 лет

— 25 февраля 2022 года я был уже в Грузии. Меньше чем за сутки после начала войны я собрал чемодан, купил билет и улетел из Минска. 

Когда началась война, я так охренел. Мы же понимаем, какие там отношения у этих двух старых людей (речь о Путине и Лукашенко. — Прим. ред.). А я еще и в армии полтора года служил, подумал, что в случае чего меня могут призвать. Я решил, что лучше переждать происходящее в безопасном месте и оттуда посмотреть, как ситуация будет развиваться: я не хочу идти воевать и кого-то убивать в агрессивной войне, очевидных предпосылок для которой не было. 

До мая этого года я был в Грузии. Там я не смог податься на визу по карте поляка: это делают на основании ВНЖ, а в нем мне по итогу отказали. Пришлось лететь обратно в Беларусь: в декабре я сделал визу. Причем на визах люди тоже стали наживаться: я делал через контору, которая за тебя «ловит» окошки на запись в посольство. Я за полторы недели всё сделал за 100 рублей — это примерно 40 баксов. Но многие конторы берут и по 300 долларов просто за запись. Мне повезло.

Из Беларуси я уехал на своей машине. Тогда был открыт уже только один переход с Польшей, под Брестом. На границе я простоял 36 часов.

С малым мы постоянно созваниваемся: последний раз я его видел в мае. Он сейчас во втором классе. Конечно, он скучает. И я скучаю. Я бы хотел его видеть, куда-то возить. Но у меня план такой: легализоваться здесь и потом дать сыну возможность получить гражданство. 

Для того чтобы податься здесь на ВНЖ, мне нужно найти работу. Моя виза истекает в декабре. Если до того момента я не смогу что-то найти, мне нужно будет ехать в Беларусь и снова делать визу. Если границы всё же закроют, не знаю, может быть, через Грузию буду пробовать прилететь. Но у меня был еще план поехать продать машину и назад вернуться.

Иван, 25 лет

— После протестов в Беларуси я в целом много путешествовал: жил в разных странах, но именно уезжать не собирался. Всё изменило начало войны. Я уехал, потому что я не могу там жить. С моральной точки зрения.

Последний год я много ездил в Беларусь, и это плохо, потому что я не чувствую себя частью Польши. Меня на границе спрашивают: «А где вы живете?» — а я не знаю, что ответить. Когда я приезжаю в Беларусь, я безумно ностальгирую. Там всё знакомо. Наш мозг же хитрый: он любит выбирать знакомые маршруты. Я хочу туда ездить, но не возвращаться.

В Беларусь мне важно ездить, потому что мои близкие не смогут сюда приехать. У меня там бабушка, она уже старенькая и не поедет никуда. Кроме меня и сестры у нее никого нет, по сути. И я чувствую за бабушку ответственность: ей сейчас делали несколько операций, и мне с этим нужно было помогать. Родители мои тоже уже в возрасте, они всю жизнь прожили в деревне. Их сложно подбить на то, чтобы сделать визу. Кроме как внутри Беларуси они никуда не выезжают.

Да, в Беларуси есть люди, которые сейчас у власти. Но там есть и другие.

Там живет куча классных людей, которые не уезжают: мои друзья, семья. И меня очень злит, если я думаю о том, что не смогу туда приезжать. Идите вы в жопу. Я хочу туда приезжать. Это, блин, мой дом. Я хочу приезжать на кладбище, на праздники, я хочу приехать на Рождество. Это не страна Лукашенко, как и Россия не страна Путина. Это ведь тоже имперскость, когда так говорят. Они временные наемные работники, менеджеры, которые получают свою зарплату. Ну вот просто сейчас там менеджеры-деспоты. 

Я не вижу, чтобы под санкциями что-то поменялось. Богатые как жили хорошо, так и живут. Страдают в основном бедные. Вот закроют границы — и что? У кого мало денег и кто не сможет через Грузию летать, тот просто не сможет видеть своих близких.

Анна, 28 лет

— В 2019 году я поступила в магистратуру в Польше и уехала учиться в Лодзь. Во время пандемии нас перевели на онлайн-обучение, и через некоторое время я вернулась в Беларусь. Недавно я нашла работу в Польше и снова уехала, но в Беларусь ездить не перестала. И первое время возвращалась часто — примерно раз в полтора месяца: на выходные к родным, забирала вещи — я же отбыла только с одним небольшим чемоданом.

У меня вся семья в Беларуси: родители, младший брат. Мы с ними очень близки, и мне очень важно к ним ездить. У меня два дома: в Бресте и в Варшаве. Там — моя семья, здесь — мои друзья.

В автобусе, как назло, сломался кондиционер, одной из женщин стало плохо. Она упала в обморок и не приходила долго в себя: по приезде ей даже вызвали скорую. У меня тоже было полуобморочное состояние: на первой же заправке я выбежала за водой и просто стояла обливала себе голову. У меня было ощущение, что нас просто везут, как скот. 

Для меня полное закрытие границ — это очень страшно. Я хочу иметь возможность приезжать к родным и чтобы они приезжали ко мне. В противном случае видеть их я смогу только раз в полгода-год: будет зависеть от того, когда и какие билеты будут дешевле. Я никогда не была в Грузии: видимо, будет момент, когда я совмещу приезд к родным с посещением этой страны. Но я надеюсь, что хотя бы один переход останется для людей. Хотя бы один-два.