«Чиновники пытаются создать хорошее впечатление у Путина, а не у граждан»

— Возможно ли было подготовиться к таким паводкам заранее? Они же каждую весну происходят. 

— Здесь паводок необычный, и в этом смысле ситуация чрезвычайная. Предотвратить это было сложно, если вообще возможно. А вот то, как власти и структуры ведут себя, когда чрезвычайная ситуация уже возникла, демонстрирует дисфункцию государственного организма. Паводок рекордный. Но находиться в ситуации готовности, а уж когда всё произошло, то оперативно и эффективно разрешать ситуацию — это, конечно, нужно, и этого мы пока особо не видим. 

— Какие вы видите политические последствия наводнения в Оренбуржье? 

— Пока я не думаю, что здесь возможны серьезные политические последствия. Разве что Путин не поддержит [губернатора Оренбургской области Дениса] Паслера на переизбрание этой осенью. Кремль вполне может разрешать локальные кризисные ситуации такого рода, но если их станет слишком много, то все способы ручного управления окажутся не очень эффективны. 

У администрации области, Орска и Оренбурга есть проблема с коммуникацией: чиновники, которые сегодня занимают эти места, не избирались, и они не привыкли общаться с людьми. А вот МЧС — это структура, которая призвана всем этим заниматься. И пока мы видим, что она не очень хорошо справилась и с терактом в «Крокус Сити», и с паводками, которые сейчас расширяются и будут проходить в целом ряде регионов. А Путин относительно недавно назначил уже второго министра МЧС, тоже своего ординарца (бывший глава ведомства Евгений Зиничев погиб в сентябре 2021 года, его должность занял Александр Куренков. — Прим. ред.). 

Эта идея назначения людей без опыта работы в ведомстве и руководящей работы в целом, мне кажется, демонстрирует просто ущербность путинской управленческой модели. И тут тоже могут быть последствия: не моментальные, но очевидные выводы в отношении руководства МЧС. 

— Что в таких ситуациях хорошо бы делать властям? 

— Первое: быть в диалоге с гражданами и быстро реагировать на возникающие у них нужды. Понятно, что у того же Паслера нет под рукой ресурсов, он не может давать произвольно много компенсаций. Но такое впечатление, что он, как и другие представители власти, делает всё, чтобы создать хорошее впечатление у Путина, а не у граждан. Они не нацелены на нормальное взаимодействие и обратную связь с гражданами, потому что от них ничего не зависит. Останется Паслер губернатором или нет, зависит от Путина и от того, сочтет ли он его действия хорошими, эффективными или нет. 

Мы только что видели, что Путин благословил на новый срок главу Башкортостана [Радия Хабирова], где недавно были протесты, экологические и такие, этноисторические. Тогда местная власть не очень хорошо себя повела, и потом было вмешательство центра, перераспределение активов и так далее. А недавно там были и политические протесты, когда власть решила заткнуть одного из организаторов тех экологических протестов и тем самым спровоцировала новые митинги. Но в Кремле, видимо, сочли, что это вполне нормальные и эффективные действия, и главу региона менять не надо. 

То же самое мы можем увидеть и в отношении Паслера. Повезло, что он не просто кабинетный технократ, как многие из нынешних губернаторов, а всё-таки с опытом работы и во главе правительства Свердловской области, и руководителем, но тем не менее мы видим его неадекватность, когда он людям, у которых всё пропало, начинает говорить: «Посмотрите, вот я не пошел в отпуск, а я пять лет не гулял», — и так далее. 

— Почему, как в случае с Башкортостаном, Кремль предпочитает оставлять на местах губернаторов, столкнувшихся с кризисными ситуациями, хотя, казалось бы, можно показать людям, что «вот, мы принимаем меры, что-то обновляем»? 

— А Кремлю особо не нужно людям ничего показывать. И в этом смысле, когда началась война, исчезли и сдерживающие факторы, связанные с Западом, восприятием, имиджем. Чего Кремлю смотреть, как к нему относятся в Башкортостане? Ему нужно, чтобы руководитель был достаточно дисциплинированным и лояльным. Он не играет в популистские игры и не особо заинтересован в том, чтобы к власти в регионах приходили авторитетные и популярные лидеры: это бы означало, что контроль за ними со стороны Кремля слабее и что у них есть какая-то независимая от Путина легитимность. 

С другой стороны, Кремль, как мы видим, в последние годы особенно затрудняется с замещением руководителей, потому что нет уже фигур, которым Путин мог бы доверять. Он исчерпал все свои возможности, его система управления уже потеряла весь ресурс. 

Неслучайно мы увидели второго подряд ординарца Путина во главе МЧС. У него не осталось соратников, которых он еще не использовал или которые еще в состоянии по возрасту чем-то заниматься. Детей этих соратников тоже использовали понемножку, и ординарцы тоже все вышли. Сейчас умер председатель Верховного суда [Вячеслав Лебедев], и это тоже показатель. До 80 лет человек сидел, и его не меняли. А ему на замену назначают однокурсницу Путина, 70-летнюю девчонку (Путин внес кандидатуру Ирины Подносовой для назначения на должность председателя Верховного суда. — Прим. ред.). 

— Возвращаясь к Оренбургской области: почему Путин официально никак не реагирует? Жители просили его помочь.

— По понятным причинам: у Путина нет эмпатии как таковой. И, может быть, слава богу, что его нет в Оренбурге, потому что толку от этого никакого не было бы. Он вел бы себя примерно так же, как Паслер, только хуже и менее адекватно, как это всегда мы видели в кризисных ситуациях. Второе: Путин категорически не хочет ассоциировать себя с трудностями, с проблемами, с кризисами. Он стоит в стороне, потому что никаких положительных очков на этом он набрать не может, а ввязываться в разрешение этих сложных ситуаций ему совершенно не сподручно. 

— Около сотни жителей Орска, где наихудшая ситуация, вышли на митинг с критикой местных властей. Может ли это перерасти во что-то большее? Могут ли быть последствия? 

— Я думаю, нет. Мы ведь в прошлом видели целый ряд мощных экологических протестов, которые тем не менее довольно быстро заглохли. Потому что Кремль ситуативно и с помощью ручного управления их способен погашать. И деньги пока есть, которые можно обещать и раздавать, и люди боятся политизации протестов. 

Это началось уже очень давно, еще во времена Химкинского леса (массовые протесты против строительства трассы Москва — Санкт-Петербург через Химкинский лес; в 2015-м власти всё же открыли там платный участок дороги. — Прим. ред.), когда люди, понимая ситуацию, считали, что им ни в коем случае не нужно допускать политику, потому что тогда власть уже точно к ним не прислушается. А надо бить челом доброму царю и просить у него что-то, и тогда это получится более эффективно. Я думаю, что, как и в других конкретных случаях, и сейчас с паводком в Оренбургской области Кремль легко справится. Другое дело, что если это будет не один паводок, а если будет два десятка во всех регионах. Тогда это создаст очень серьезное напряжение и проблемы для Кремля. 

Проблема в том, что в будущем Кремль может ожидать только «черных лебедей». Никаких позитивных и неожиданных сюрпризов для него быть не может. Причем этот негатив только отчасти связан со стихийными бедствиями. Он во многом демонстрирует недееспособность государственной машины. Вернее, то, что государственная машина имеет своей целью не разрешение проблем граждан и не готовность делать что-то для граждан, а защиту государства от граждан в случае, если им что-то будет не нравиться. 

— Можно ли тогда ожидать, что Кремль будет бороться с проявлениями недовольства, как, например, в том же Башкортостане, где после протестов арестовали десятки человек?

— Я думаю, что как граждане стараются избежать политизации, так и Кремль в целом старается ее избежать. Если можно будет всё тихо уладить, то ему нет никакого смысла на ровном месте создавать себе политические проблемы. А вот если это станет принимать формы уже политические — это совсем другое дело. 

Но надо понимать, что любые протесты сами быстро затухают, если нет политических структур и форматов для того, чтобы они развивались для нажима на власть. Кремль сознательно лишил людей возможности действовать политическими методами, использовать политические рычаги через тех же депутатов, через отказ в доверии на выборах мэра или губернатора. Но тем самым Кремль создал себе проблемы, потому что любой локальный протест моментально превращается в демонстрацию неэффективности федеральной власти. 

Граждане не выбирали мэра Орска, они имели очень небольшое отношение к приходу Паслера на пост губернатора, поэтому этот патернализм, который сознательно насаждается властью, в ситуации кризиса оборачивается проблемами для самой власти.